Эх, разведка-разведка! Что ж вы деда-то не выручили? Следы они смотрели…
Тот, кто никогда не держал в руках с душой сделанный инструмент, ни за что этого чувства не поймет. Он может быть хорошим и удобным, умело сработанным, оставаясь при этом привычным. Так же, как и кинжал в руках воина – бывает и хорошее оружие, но вполне себе обычное. Но возьмешь иной клинок, и сразу видно – это настоящее, им нельзя ни репу резать, ни дерево строгать. Этому оружию предназначено только ВОЕВАТЬ.
Косой нож, а скорее, резец, который Кузьма сейчас держал в руках, был предназначен СОЗДАВАТЬ. Рукоять из тёмного, с удивительно красивым рисунком дерева, казалось, светилась под полировкой, оттеняя выложенный тончайшей серебряной проволокой узор. По бронзовому кольцу, набитому на рукоятку у самого клинка, выгравирован мелкий травяной узор. Черный, будто натертый сажей, клинок тянулся безукоризненно ровной линией, а полированное до зеркала лезвие сверкало невообразимой остротой.
Кузьма, поддавшись чувству, взял нож в руку. Странная, рыбьей формы, рукоять неожиданно удобно легла в ладонь. Нож сверкнул острым зубом, словно выпрашивая разрешение вцепиться в дерево. Кузьма легко, почти без нажима провел лезвием по дощечке, но резцу этого оказалось достаточно. Мягко, с чуть заметным сопротивлением он ушёл в древесину, послушно и без усилий перерезая её волокна.
Сидевшая рядом девчонка не сводила глаз с образовавшегося на дереве ровного, чистого разреза. Макар протянул руку, и Кузька нехотя выпустил нож.
– Ишь ты! Острый! – наставник попробовал лезвие пальцем. – Дед делал?
Тимка кивнул.
– Этот клинок деда, а вон те – отец. А я только рукоять. Ну, и точил ещё. Я весь струмент правил, деду некогда было.
Кузьма, насчитав с полдесятка одних только молотков с блестящими от полировки бойками, посмотрел на мальца.
– А украшать так зачем? Им же работать жалко – попортится.
– Ну, это как за ним следить. А узор накладывать деда велел. Я на всё узор кладу, – мальчишка глянул на миску. – Ну, чтоб руку набивать, значить.
– Слышь, Кузнечик, а мой нож так наточить сможешь? – рыжий Федька с надеждой протянул свой засапожник.
Мальчик взглянул и покачал головой.
– Не… Это железо. Наточить-то его можно, только держать всё равно не будет, мягкое больно… – Федька заметно расстроился, и Тимофею стало неловко. – Ну, разве в печи, с углями калить, но это день целый надо.
– А этот? – Макар выложил перед ним свой.
Мальчишка с интересом разглядывал нож, не торопясь взять его в руки.
– Светлая линия по лезвию бежит… Из пяти полос сварен. Похоже, новгородская работа. Медвежатник, – Тимофей взял в руки нож, провел пальцем вдоль лезвия, проверяя на ощупь зазубрины. – От удара крошился, не вминался. Сталь добрая. И щербится он ближе к рукояти, так что я бы тут покруче заточил, а к острию потоньше. И колоть будет прилично, и резать хорошо, там, где ближе к острию. А у рукояти и рубить можно, щербиться сильно не станет.
Тимка вернул клинок наставнику. Тот принял нож, с интересом его разглядывая.
– А вот этот заточить сможешь? – неожиданно вмешалась девчонка. – Ну, вот, чтоб ТАК резал.