День третий.

Наступившее утро застало монастырь в страшном переполохе. Монахи, позабыв о молитвах, носились по узким монастырским коридорам, время от времени забегая в келью отца Кроллициаса. Тот уже не кричал, а только сипло стонал. Скоро металлической стала вся рука преподобного - от пальца до плеча. Ужас монахов достиг предела.

В это время оправившийся от растерянности пробст с похвальной предприимчивостью заявил, что обрушившееся на их собрата несчастье не что иное, как происки протестантов. Ни минуты не колеблясь, он велел выставить несчастного пастыря на церковную площадь, чтобы честные католики своими глазами увидели пострадавшего за веру.

Перед церковью немедленно собралась громадная толпа. Все - и католики и протестанты - с ужасом смотрели на превращающегося в металл отца Кроллициаса и заунывно тянули "Санта Мария оре про нобис...". Трое протестантов тут же отреклись от своих заблуждений, а остальные сочли за благо убраться восвояси.

За день металлический покров распространился и по второй руке отца Кроллициаса. А к вечеру, когда металлическим блеском стала отливать большая часть груди преподобного, он перестал стонать, закрыл глаза и умер.

День четвертый.

На панихиде пробст отпевал неизвестно кого. Нижняя половина того, кто лежал сейчас в гробу, несомненно, принадлежала когда-то отцу Кроллициасу, весельчаку и сквернослову. Но верхняя половина напоминала человеческое тело только внешне. За время, прошедшее с момента смерти, металл залил уже лицо и лоб святого отца. Вот почему пастырь напоминал сейчас изваяние, один глаз которого почему-то прищурился, а рот скривился в гримасе страдания.

Отпев Кроллициаса, пробст вышел на площадь и призвал верующих к мщению. Вот только тогда-то и началась та самая Кассельская стычка 1528 года, упоминающаяся во многих учебниках истории - книгах, которые, как известно, описывают события сухо и без подробностей.

- Ну и собачья судьба! - жаловался своему приятелю гражданский чиновник баварского епископства Эрих Шлезке, сидя в кассельской пивной "Пена над кружкой" летом 1960 года. - Другим что? Другим везет. Другие служат где? Другие служат в солидных фирмах, а некоторые, майн готт, некоторые даже в воинском управлении. И что к ним течет? К ним текут деньги. Сколько? Много, о майн готт, как много! Почему? Потому что никто не хочет служить в армии. А в епископстве кто желает служить? Только такие дураки, как Эрих Шлезке!

- 3-з-зачем же дураки? - поинтересовался приятель, прикончивший за взволнованным монологом Эриха восьмую кружку.

- А затем дураки, что глотают пыль в церковных архивах! - сказал о себе Шлезке во множественном числе. - Что делает сейчас мой школьный приятель Вальтер Блох? Мой школьный приятель Вальтер Блох сидит сейчас в Ницце. А почему мой школьный приятель Вальтер Блох сидит в Ницце, когда в школе он не имел и трех пфеннигов на папиросы? Потому что он служит в колбасной фирме Глобке и Грущинский. А почему...

- П-п-плюнь, Эрих, и п-п-пей п-п-пиво, - сказал приятель.

- А что должен делать я? - продолжал плакаться Шлезке. - Я сижу два месяца в этой дыре, в Касселе, и роюсь в бумагах. А зачем? А затем, что его высокопреосвященству захотелось иметь своего баварского святого. А зачем ему иметь своего святого? А пес его знает!