– Это хорошо, что живы, – так же вяло ответил я и снова схватился за голову. – Голова болит, аж тошнит! У нас ничего нет болеутоляющего? Аспирин, к примеру!

– Сейчас! – Лаура вскочила и выбежала из комнаты, а мы остались с Пабло вдвоем.

– Рассказывай… – попросил я.

– Моя вина, босс! Не надо было от тебя отходить! Но я думал, что уж с двумя-то ты легко справишься, не хотел, чтобы ты посчитал, будто я подслушиваю и все такое прочее. (Я учил его русскому языку – он сам попросил.) Иначе бы они из дома не вышли! Лаура заметила, что у тебя глаза как у наркомана. Мы насмотрелись на такие глаза… Вцепилась в тебя и меня позвала. Ну, я и прибежал. Они и меня хотели какой-то гадостью накачать – вон, на столе лежит. Но я не дался. Связал их, оттащил в подвал – до твоего решения. Как скажешь, так и сделаю.

– Вот! – вбежала Лаура, протянула мне пакетик с порошком и стакан воды. – Пей, босс! Аспирин!

Я высыпал в рот белую кисловатую массу, запил водой, встал и начал медленно одеваться, чувствуя себя разбитым, старым-престарым стариком. Плохо живется наркоманам! Отходняк просто жуткий…

«Куклы» лежали рядком возле бойлера. Пабло ничего не стал под ними стелить, лежали прямо на бетоне, но ничего страшного – бойлер рядом, тепло. Во ртах кляпы, руки стянуты за спиной, ноги связаны. Хорошо хоть «на ласточку» не положил, пусть и этому радуются. Иначе бы с ума сошли. Кстати, а сколько я был в отключке?

– Пабло, сколько я был без сознания?

– Часов шесть, босс. Уже вечер скоро!

– А чего этот так сильно избит? Это не тот ли, что Лауру ударил?

– Он, босс. Поделом ему! Пусть радуется, что не убил!

– Пусть. Выдерни кляп у главного, я с ним поговорю.

Пабло наклонился над Федотовым, освободил его от кляпа, и мужчина тяжело задышал, глядя на меня спокойным, без следов эмоций, взглядом. Потом выдал:

– Зря вы так, Михаил Семенович. Следующий раз это будет не укол снотворного, вы понимаете? Это дело государственной безопасности. Вы не должны попасть в руки американских спецслужб. И ничего личного – просто работа. Вы мне нравитесь – и как человек, и как писатель. Так что не обижайтесь.

– И вы не обижайтесь, – пожал плечами я, – я просто защищаю свою жизнь! Мне придется вас всех убить. Я брошу ваши тела в бочку с кислотой (Пабло чуть прищурил глаза), и от вас ничего не останется. Машину Пабло отгонит в мастерскую, ее разберут на запчасти, кузов уничтожат. А когда ко мне приедут из консульства и спросят, куда подевались их люди, скажу, что никого не было, никого не видел, ничего не знаю. Верите, что такое может быть?

– Нет, не верю! – без колебаний заявил Федотов. – Вы – советский человек! Вы не можете так поступить, мы делали анализ вашей личности. И кстати, вам на самом деле ничего не угрожало. Вас бы вывезли на родину, поместили в лучшие, самые лучшие условия, и вы бы жили, как сыр в масле катались! Писали бы свои книжки, ездили на встречи с рабочими и крестьянами, построили бы свой дом – не хуже, чем здесь! И никаких забот! С вас бы пылинки сдували! Одумайтесь, вернитесь добровольно! Еще не поздно! Мы забудем этот печальный инцидент, сочтем, что не поняли друг друга. И все будет хорошо!