В ту ночь я обошел конюшни, проверил подготовленных для нас лошадей и велел заменить одну, показавшуюся мне недостаточно выносливой, кобылу, осмотрел оружие и поклажу, отдал последние распоряжения рыцарю, которого сам же назначил главным. После чего тайно покинул замок, отправившись «ходить по дну».

«Хождение по дну» – так я называл свои редкие, обычно ночные, вылазки в город. Опасаясь встретить знакомых, я выбирал самые злосчастные и грязные кабачки и гостиницы, где за кружку дешевого вина и мясную поджарку местные забулдыги выворачивали передо мной свои душонки.

Так, не прибегая к сети шпионов и не используя «инструментов правды», коими предпочитают орудовать заплечных дел мастера и которых не чурается знать, я получал сведения из жизни города и, как ни странно, замка.

Месяца три как я не «ходил по дну» и теперь понимал, что сделал глупость. Ведь не предупреди меня многомудрый де Савер, я пребывал бы в блаженном неведении о том, что уже наточен и вложен в верную руку нож против моего господина или его сына.

Таких кабаков в Тулузе было несколько, но самой мерзкой репутацией пользовался кабак, он же гостиница, с невеселым названием «Последнее пристанище», прославившийся тем, что его хозяин давал в долг, скупал краденное и нередко снабжал лихой работенкой местных прощелыг и пропойц.

К «Последнему пристанищу», расположенному в заброшенной бухте, где всегда воняло гнилыми водорослями и куда частенько выбрасывало волнами утопленников, вели три моста. Два платных и один рисковый. На одном из платных мостов собирали денежку монахи ордена госпитальеров.

Второй мост стерегла гильдия воров, заправляющих в этом квартале. Третий – «Мост последнего гроша», а точнее, совершенно отвесная лестница, позволяла, не платя никому, рискнуть здоровьем во имя предстоящей выпивки.

Когда трактирный слуга примечал ползущего по крутой, узкой, словно адово горло, лестнице отчаявшегося пьянчугу, он тут же начинал бить в висящую над крыльцом железяку, возвещая всех о бесплатном зрелище. Нередко именно этот звон, да еще и крики трактирных гуляк были причиной гибели отчаянных пьяниц, рискнувших на этот шаг.

Конечно, для меня, как и для любого ученика школы де Савера, эта лестница не была чем-то из ряда вон, но я пошел через мост, охраняемый монахами, не желая до срока выставлять себя на обозрение местной голытьбы.

Был отлив, и в бухте немилосердно воняло. Но едва только я открыл дверь в «Последнее пристанище», как в нос мне шибанул такой резкий и смачный запах, что заслезились глаза, а дух гниющих водорослей показался горным воздухом.

Я оглядел кабак и сел в углу перед козлами, чьи массивные ноги вошли в мягкий, много раз орошенный вином и пивом пол, в ожидании, когда ко мне подскочит обслуживающий посетителей мальчишка.

Справа от меня за большим столом веселилась компания во главе с широколицым, плотным воином с красным носом, бритым подбородком и седыми патлами. Одет он был в видавшую виды кожаную рубаху с нашитыми на ней металлическими бляшками и истертые до дыр штаны. По тому, что рядом с ним лежал боевой, а не охотничий лук, я понял, что это военный. Скорее всего, вернувшийся из похода лучник. У стены, где обычно у дворян размещается настил для собак, сидели слуги пропивающего свое жалование бедолаги. Каждый из них подпирал или сидел на тюке, от которого ему, по всей видимости, было запрещено отлучаться даже по нужде. Перед слугами прямо на земляном полу стояли блюда с вареной говядиной и хлебом, которые они запивали кислым вином.