– Это листья! – Повернул лицом к листьям, спиной к дому, мусорным бакам, траве. – Подыхать хочешь? Давай! Одно тошно: выдумал себе хворь… Крыса хищник для кого? Загрызает мелких домашних животных! И то такого не вспомню. Крыса не дернется на человека! Простое животное. Я могу хоть это тебе в башку засадить?! Вроде голубя. Единственное отличие: человека боится. Бегает, когда спят. Голубей боишься? А почему крыс? Противно? Не смотри! Тебя не воспитали, у тебя порог терпимости в башке лег криво. До синантропных грызунов. А при нашей жизни надо после! Психологи написали, ежели ребенка воспитать верно, для него разницы уже не будет: крыса или белка. Как в Гвинее. Восемьдесят процентов народа пасюка жрут. Охотятся и жрут. Дармовое мясо, рядом. И наши жрали в блокаду! Посмотришь так, и жизнь переменится. Поставил в подвал две верши, утром – на сковородку. А шерсть? Знаешь, какие варежки?

– Замолчи! – взмолился Иван Трофимович.

– А что? Ты свинину ешь? А свинья какого только дерьма не жрет! Крыса же – только первый сорт! Зерно, молоко, сметану, копченую колбасу! Только если подтравленная, ориентация свернулась, вылезет днем под ноги умирать… Такая сразу видна – шатается, движения неуверенные. Но даже тогда не укусит. Пока ты ей в бок ногой не пхнешь, а потом руку к загривку не потянешь. От кого ты дрожишь?

Я перевел дух, заглушая ночь шмыганьем, харканьем и воющими зевками, посматривал – действует? Вроде морда потеплела, плечи обмякли. Уже уверенней говорит:

– Видел большую. Как кошка.

– Да ладно брехать! Темнота увеличивает. Старый вон двадцать лет воюет – столько таких басен послушал, а сколько ни проводил полный вылов – ни одной крупней ладони! Есть в тридцать пять сантиметров. Но где? На Вандомских островах. Много брешут. Сами брешем. Без брехни стыдно сказать, чем занимаемся. Здесь мы с тобой вдвоем – чего мне врать? Была фотография в итальянском журнале. Мужик держит крысу за хвост. Туловище под метр. Но мы-то видим, что это ондатра.

Всмотрелся – готово? – велел:

– Ключи. Благодарю. Пойду осмотрюсь. Постоять сможете один?

Он, что-то думая, кивнул.

– Станьте под фонарь. Повнимательней вон там, к деревьям, там у них летние норы. Зажметесь – хлопните в ладоши. Шевелитесь, у них зрение плохое, при таком освещении неподвижные предметы могут не замечать.

Я отправился к подвалу, вызванивая ключом, и оттуда:

– Иван Трофимыч.

– А?

– Свободней встаньте. А то набычились. Как мелкое домашнее животное.

Осветил фонарем порог и дверную коробку: прилично. Отпер. Потянул дверь, поджимая вверх от лишнего скрипа.

Каменные ступени, присыпанные по краям известкой, вели вниз до побеленной стены, украшенной чертежом любовной стыковки. Вправо от стены уходил коридор с утоптанным земляным полом. Слева – ржавая дверь, замкнута винтом. Изодранная в лохмы жесть понизу. Россыпи бумажек, лепестки картофельной шелухи. Банка из-под тушенки. Ага. А что вниз направо?

Должно быть, общий коридор и рукава вправо, влево – закутки поквартирные? Необязательно. Дом начальства, картошку они не растят. Для велосипедов и лыж годятся лоджии.