Оля швырнула прочь сигарету, вторую по счету, и сунула руки в карманы. Говорила она теперь очень невыразительным голосом:

— Я не верила, и никто не верил. Алеша держался просто ужасно! Он плакал, кричал, что он не убивал, не мог убить! Но его никто не слушал… Больше я его не видела. Писала письма ему в зону. В одном письме он назвал наконец имя того своего друга. Нет, он ни в чем его не подозревал, его никто ни в чем не подозревал… Этот друг страшно переживал гибель деда. Дед был его единственным близким человеком. У него было алиби, это проверили. Его мать и еще один мужчина показали, что в тот день он был все время дома. Это был Дима, Дима Мищенко. Мой одноклассник. Алеша и раньше называл мне его имя, но фамилию — никогда. И школу, в которой Дима учился, — тоже… Наверное, он сам не знал номера школы. Иначе бы сразу сказал мне, что познакомился с моим одноклассником. Только в зоне написал про это подробно. И тогда мне стало плохо. Понимаешь, ведь я прочла тогда тот отрывок из текста Сименона. Нет, про трепотню Димы я ничего не знала, кто бы мне стал рассказывать! Со мной вообще редко говорили. Но что-то показалось мне таким зловещим, таким странным… И еще, понимаешь, то, что Алеша был невиновен! Уж я-то его хорошо знала! Он не мог убить, никогда в своей жизни не мог! Не был на такое способен…

Оля повернулась к Кате лицом, и та увидела, что щеки подруги блестят от слез. Но не подняла руку, чтобы их вытереть. Катя совсем оцепенела — то ли от того, что услышала, то ли от холода. Оля снова рассказывала, теперь уже не сводя глаз с Кати:

— И все же я не подозревала Диму. Как я могла его подозревать? Я просто предполагала случайное стечение обстоятельств… Билет Алеша мог потерять в квартире, жвачка тоже могла попасться ему под кроссовку… Но вот убил кто-то другой… И самое интересное — его друг, Дима, изо всех сил защищал его на суде! Тоже кричал-плакал! Говорил, что Алеша убить не мог, он в это не верит… И вообще был в истерике… Словом, вел себя очень благородно… Но ни разу ему не написал. Алеша и не ждал от него писем. Как-никак, он сидел за убийство его деда… Он отсидел от звонка до звонка… Вернулся совершенно другим человеком. Сломанным, нервным, озлобленным. Не желал принять от меня помощь. Я его просто на коленях умоляла, чтобы он согласился работать у моего мужа, на хорошей ставке. У Алеши руки золотые… Он и работал, и жил у нас. Но он был совсем другой. Не такой, как раньше… Знаешь, нас обоих сломала несправедливость… Я ведь до вашей школы тоже была не такая. Я была веселая, часто смеялась. А потом я разучилась смеяться. А его сломали эти годы, которые он несправедливо за кого-то отсидел. Сломало сознание, что все его считали убийцей, а он им не был! Поэтому не удивительно, что он тебе не понравился… Никому он больше не нравился. С матерью своей не ужился. И жил какое-то время у нас. Потом снял комнату. Но мужу моему он тоже не понравился. Сперва ничего было, а потом он вдруг стал в чем-то нас подозревать… Но я тебе клянусь! Ничего не было!

— Зачем мне-то клясться… — прошептала Катя. — Все, что ты рассказала, ужасно… Значит, когда Ира выложила тебе всю правду про Димины речи на контрольной, ты поняла, что это был его план? Подставить вместо себя Алешу?