– Любовь ни с чем не спутаешь. Мы всегда знаем, когда она приходит. Я должен быть твоим, иначе мне никогда не найти покоя.

Альва почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Никогда в жизни он не испытывал такого трогательного и щемящего чувства, как в этот момент. Он даже не мог бы описать его словами, несмотря на свое образование и поэтический дар… но он знал одно: за возможность пережить этот момент он, не раздумывая, расстался бы с жизнью.

Он порывисто обнял эльфа и прошептал ему на ухо прерывающимся голосом:

– Я люблю тебя. Если ты останешься со мной, я… я буду счастливейшим из смертных и бессмертных!

– Я думал, что умру в разлуке с тобой, – так же шепотом сказал Итильдин, забрасывая руки Альве на плечи и прижимаясь к нему еще крепче.

– А я думал, что уже умер…

Они долго не могли оторваться друг от друга, словно жесткий ковер на полу в кабинете был самым подходящим местом для любовных объятий. Но потом Альва наконец вспомнил о долге гостеприимства, и эльф был немедленно отведен в купальню. Закрыв за ним дверь, кавалер Ахайре прислонился к стене, старательно отгоняя навязчивые видения: серебристые волосы под струями воды, душистая пена на ослепительно белой коже, в покрытых испариной зеркалах отражаются изгибы стройной фигуры… Однако к тому времени, как Итильдин вышел из купальни, завернутый в полотенце, Альва уже вполне справился с собой; а когда полотенце соскользнуло на пол и прохладное тело прижалось к нему, он нашел в себе силы набросить на эльфа приготовленный халат и завязать шелковый поясок на два узла.

– Разве ты не хочешь меня? – шепнул Итильдин, опуская ресницы и краснея.

– Хорош бы я был, если бы потащил тебя в постель, не дав отдохнуть после долгого пути. – Альва улыбнулся и нежно поцеловал его в висок.

– Я не устал, – возразил эльф.

Молодой человек снова поцеловал его и отстранился.

– Пойдем ужинать, любовь моя.

За столом Альва, забыв о еде, смотрел на Итильдина. Ему казалось, что он может бесконечно наблюдать, как эльф подносит к губам дольку апельсина или бокал с розовым вином. Говорили, что спиртное не оказывает на Древних почти никакого воздействия – и действительно, Итильдин пил его как воду, ни румянца на щеках, ни блеска в глазах, ни неуверенности в движениях. Что еще Альве предстоит узнать о своем возлюбленном? Он хотел бы задать ему тысячу вопросов, но вместо этого болтал о всякой чепухе, не дожидаясь ответа, и чувствовал, как жар приливает к щекам от каждого взгляда серебряных глаз из-под длинных изогнутых ресниц.

Сгустились сумерки, летний вечер плавно перешел в ночь. Кавалер Ахайре погасил свечи, разжег камин, и на стенах заплясали длинные изменчивые тени. Итильдин устроился у его ног на огромной медвежьей шкуре. Пламя бросало алые отсветы на его распущенные волосы. Эльф потянулся мягким кошачьим движением и прижался щекой к бедру Альвы. Молодой кавалер отозвался на эту ласку немедленно: забыв в камине кочергу, он привлек к себе эльфа и припал к его губам в долгом поцелуе. Из нежного поцелуй превратился в страстный, сиреневые губы были податливыми и восхитительно сладкими, но слаще всего было то, что Итильдин отвечал ему – неумело, неловко, но все-таки пылко. Итильдин обнимал Альву за шею, а руки Альвы путешествовали по его телу, гладили затылок, плечи, спину, и кавалер Ахайре уже прикидывал, переместиться ли в спальню или начать прямо здесь. Но когда ладонь его пролезла под тонкий шелк и коснулась бедра Итильдина, эльф вздрогнул, как от удара.