Кинтаро был мрачен, и эльф понимал его без слов. Каково думать, что твою любовь может подделать какая-то чародейка, да еще так искусно?

Мрачность степняка объяснялась еще и тем, что все три рыжих совершенно одинаково воздействовали на его половую функцию, а значит, он возбуждался в тройном размере. Но по-прежнему отказывался упасть в кровать с любым из них, пока не станет ясно, кто есть кто. Кинтаро бы никогда не сознался, но его преследовал страх увидеть, как в самый неподходящий момент Альва в его объятиях превращается в кого-то другого. Или во что-то другое.

Для успокоения нервов он решил устроить разврат и пьянку. Но Хатталь неожиданно заартачился.

– Мы не пьем вина, Пророк запрещает.

– Ага, вы пьете самогонку из кактусов!

– Это нам Пророк не запрещает. Нельзя только перебродивший сок виноградной лозы. Зато можно кумыс и кхамру.

– Просто он писал свои правила, когда кхамру еще не придумали. А то бы добавил. Это все равно что запретить трахаться в задницу, а минет разрешить.

– Ну, так, в общем, и есть. Неверного трахнуть – грех небольшой. Сто раз прочел молитву и очистился. Но я с мужиками не сплю и в рот не беру… Спиртного, болван!

Кинтаро неприлично заржал. Подобные оговорки в своем присутствии он расценивал как завуалированное приглашение. Поэтому, когда фарри направился в купальню, он выждал некоторое время, подмигнул Итильдину и вошел следом.

Парень стоял, упираясь в умывальник, и разглядывал себя в зеркало.

– Что, меряться пришел? – успел он сказать, прежде чем был прижат к стене и рот его Кинтаро запечатал своим.

Хатталь начал вырываться, но степняк прижал его крепче, сунул колено между ног и присвистнул. У фарри стоял, как боевое знамя.

– На себя самого, что ли, так завелся? – насмешливо осведомился Кинтаро, дыша в ухо Хатталю и тиская его за задницу.

– Пусти, – прошипел тот, извиваясь. – Я не хочу.

– Хочешь. От тебя так и несет похотью, фарри.

Хатталь отвернул лицо, и Кинтаро принялся целовать его в шею. С губ парня сорвался предательский стон, по телу прошла дрожь.

– Давно не было мужика, лапочка? – вкрадчиво прошептал степняк, одной рукой пытаясь развязать широкий кушак Хатталя.

Судя по прошлому опыту, примерно сейчас жертва должна обмякнуть и прекратить сопротивление, а то и накинуться с ответными ласками.

Но не тут-то было. Хатталь с неожиданной силой стиснул его запястье, и пальцы его впились в кожу, причиняя невыносимую, обжигающую боль. От неожиданности Кинтаро отпрянул, выругавшись сквозь зубы. Посмотрел на свою правую руку и в первый момент глазам не поверил. На коже пламенели ожоги – следы от пальцев.

Глаза Хатталя горели. В прямом смысле слова. Расширенные зрачки полыхали желто-оранжевым пламенем.

– Это заклинание называется 'Рука Ашурран', – сказал он насмешливо. Теперь была его очередь глумиться.

– Гляжу, ты прямо сгораешь от страсти, – скаламбурил Кинтаро, снова приближаясь к нему плавным движением хищника. – Хочешь разжечь мой пыл?

– Ты здорово рискуешь, вождь. Я тебе задницу надеру.

Степняк задрал бровь:

– Вот так бы сразу и сказал, а то «не хочу, не хочу»…