Она ненадолго вспомнила о женщине в платке, которую уничтожила у себя дома, в узком проходе между кроватью и стеной спальни. Старуха пищала беззубым ртом, будто птенчик, и молила о пощаде, но Кэт не испытывала ни малейшего сочувствия. Забив сквернословящего толстяка, она испытала нечто более полное, большее, чем радость. Ослепительное алое сияние едва не затопило ее разум; если бы Кэт в тот миг едва коснулась своего лона прекрасным синим осколком, которым рассекла врага, то достигла бы оргазма.

Прикончив мужика, она повернулась к Хелен и увидела лицо, которое долго не знала, как описать. Кэт и себя не узнавала в тот момент.

Затем она нашла в подсобке за кухней дверь, запертую на серебряный кодовый замок, будто сейф. Дверь скрывалась за нарисованным шкафом и сушилкой, но панель, на которой они были изображены, оставили открытой.

Хелен проследовала за Кэт из гостиной, держась поодаль, как ребенок, которому больше не за кем идти.

Конечно, думала Кэт, Уиллоузы торопились, но они не стали бы спускаться, если бы там было опасно. Поэтому она решила следовать за ними.

Кэт по-прежнему тяжело дышала после усилий в гостиной, странно улыбаясь из-под прядей, налипших на лицо. Она снова оглянулась на высокую женщину, стоявшую в проходе наверху, и увидела в лице Хелен шок, отвращение и совершенное непонимание. Должно быть, подумала Кэт, Хелен не испытала вкус красноты в такой же мере, как она. Близость заразительна.

Не сказав своей спутнице больше ни слова, Кэт пошла вдоль подземной тропы.

Под землей температура резко стала ниже, и Кэт задрожала от сырого сквозняка. Она попала в природный холодильник.

В норе пахло почвой и влажными камнями. Вдоль стен горели оранжевые огни на проводе, прикрепленном к сырому известняку: проход был неестественного происхождения – слишком гладкий.

Туннель вел к югу от сарая. Кэт шагала осторожно, будто по льду. На ее ступнях горели ожоги, хотя она не ощущала этого и не хотела осматривать свои повреждения, пока не достигнет цели. Но адреналин заканчивался, и на передний план выступила пульсирующая боль в ступнях, мешавшая думать как следует.

Чем дальше Кэт шла под землей, тем больше безумие выветривалось из головы, и, увидев впереди резкий поворот, она осознала, что находится в царстве монстров, выскакивавших из-под земли и расчленявших все в широких пределах своей досягаемости.

Она не к месту вспомнила дудочника в сарае, чей череп раздавили, будто дыню под шиной грузовика, и отчетливее почувствовала, как холодный воздух колет руки. Она вспомнила и о Стиве, и об отвратительном кубке, из которого красный народец пил свое мутное зелье. Шаги Кэт стали медленней и нерешительней, а мысль о том, как она потеряется под землей, – навязчивей.

Важнее всего, конечно, было избежать того, что скрывалось в древней земле; но потребность отомстить Уиллоузу и его потомству за себя не уступала опасениям. Единственный, кто представлял угрозу в драке, – сын с крысиной мордой, и Кэт сочла этот риск оправданным. Она продолжала идти, прислушиваясь к дороге перед собой.