— Просто… раньше во мне не было нужды, — сказала она каким-то меланхоличным тоном. — Я не могла тебе помочь, вот и появляться не было никакого смысла. Я не могу дать тебе дельный совет. Не могу помочь в бою, но… Если уж ты не знаешь, что делать. Если тебе не с кем поговорить, то облегчить душу в разговоре со своей матерью разве не лучшее решение? Я думаю, заботиться о своих детях — это единственное, на что я действительно способна.
Невесело улыбнувшись, я тоже некоторое время помолчал. Начертил на снегу под ногами несколько фигурок, поднял правую руку и посмотрел на свою раскрытую ладонь.
— Я… не могу иметь детей, да?
Нас действительно очень много вернулось. Полный корабль, гружёный гоблинами. Все наши девочки принесли потомство. Некоторые умудрились разродиться даже дважды. Все, кроме Тихой. Сколько бы мы не старались, но её животик так и не вырос.
— Она, можно сказать, всю жизнь меня добивалась, — сказал я. — Она действительно очень этого хотела, и то, как она смотрит на других гоблинш — красноречиво об этом говорит. — Зачерпнув с земли пригоршню снега, я скатал её в снежок и швырнул в сторону торчащей из белого поля деревянной заставы. — Хуже всего то, что когда я понял, что детей у меня так и не появится, то я в самом деле испытал большое облегчение.
Медленно закрыв глаза и подавшись назад, я лёг на спину, посмотрев на небо.
— Я думал, что уже решился. Думал, что готов, но, как оказалось, нет. Из-за этого я чувствую себя большим засранцем.
— Вот уж не думала, что первое, чего ты испугаешься, это собственных детей. Да ещё и будешь за это чувствовать вину.
— Правда чтоли? — Усмехнулся я краем рта. — А разве вся моя нынешняя жизнь, это не последствие моих комплексов и страхов?
— Как знать, — улыбнулась та. — У тебя ведь уже есть один ребёнок. К тому же, она появилась почти так же, как появился ты. Да и пассия твоя в ней души не чает, так что…
— Это другое, — отмахнулся я. — Просто… что мне ей сказать? — Повернув голову, я посмотрел на эту деревянную фигурку. — Не хочу видеть, как она смотрит на других гоблинш с завистью во взгляде. А ещё больше не хочу, чтобы она винила во всём этом меня.
— Но и детей своих ты тоже не хочешь, да? — Спросила она с ироничной улыбкой.
— Ха-а, — выдохнул я, угрюмо насупившись. Хочу я того или нет, но каждый раз, когда я думаю о детях, то вспоминается моя человеческая жизнь. — Никто не ранит так, как самые родные… — прошептал я, закрыв глаза.
— Ты больше не человек, — сказала деревянная фигурка, подсев чуточку ближе. — Все мы — семья. Думаю, когда твой настоящий сын всё-таки родится, он в самом деле будет особенным как ты, но, в тоже время, он будет монстром, как и все мы. Все мы — семья. Разве хоть кто-то из нас, хоть раз, заставлял тебя об этом пожалеть?
— Разве что Вонючий, — глупо хохотнул я, открыв глаза и снова посмотрев на эту дамочку. — Что значит — когда?
— Эм-м? — Потупила взгляд деревянная фигурка.
— Ты сказала «когда родится». Это значит, что это случится рано или поздно, да?
— Ну-у-у… — ответила та, отведя в сторону свой взгляд и неловко почесав подбородок. — На самом деле — понятия не имею.