«Мама!» — крикнул он и побежал вниз так быстро, что я испугалась, как бы он не упал и не приземлился рядом с ней.

Кухарка плакала в передник. Она велела мне сходить за доктором Смитом, но я не могла пошевелиться. Я чувствовала себя так, словно мои ноги приклеились к полу. Не могла оторвать взгляда от темно-красной крови, которая пачкала красивое белое платье леди Ханны; кровь окрашивала мягкий шелк в малиновый цвет. Эдвард склонился над своей матерью, рыдая.

«Элис!» — закричала кухарка.

Наконец я очнулась и побежала так быстро, как только могла. Я обернулась и увидела, что Эдвард смотрит на меня, и я могла бы поклясться, что он улыбается своей ужасной, злой улыбкой. Я побежала искать Альфи, который оседлал лошадь и каретку и повез меня сквозь суровую зимнюю ночь к дому доктора. К тому времени, как мы вернулись с доктором, Эдвард и его светлость отнесли леди Ханну в её спальню. Я никогда не забуду огромную лужу крови, которая растеклась у подножия лестницы: я понятия не имела, что человек может так сильно истекать кровью.

Кухарка велела мне все убрать, пока его светлость не спустился вниз, а потом все погрузилось во тьму. Когда я открыла глаза, Эдвард нес меня на руках. Он сказал, что поймал меня как раз перед тем, как я упала на пол. Он отнес меня в ближайшую комнату, которая была библиотекой, и осторожно положил на кушетку. Мне было страшно находиться так близко к нему, но в то же время было приятно чувствовать его сильные руки, обнимающие меня. Я посмотрела в его глаза, и на этот раз они не казались такими черными, просто печальными. Я спросила его, как чувствует себя её светлость, и он ответил, что с ней доктор и его отец. Он говорил приглушенным голосом, не желая, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор. Он сказал мне, что рана очень серьезная. Доктор беспокоился из-за количества крови, которую леди Ханна потеряла, и сказал, что у неё была раздроблена часть черепа. Не было никакой возможности перевезти её в больницу, потому что это слишком опасно с её травмой головы.

Я начала безудержно рыдать и почувствовала, как Эдварда начал гладить мои волосы и промокать глаза платком; я была ошеломлена тем, что он утешал меня. Когда я пишу эти строки, начинаю понимать, что впервые видела его таким милым. Мне нравится этот добрый Эдвард, и мне еще больше нравилось чувствовать его руки, когда он гладил мои волосы.

Он встал, чтобы пойти к матери, а я не хотела, чтобы он оставлял меня одну, но он сделал это, и я продолжила рыдать. Я хотела пойти к ней, но слишком боюсь его светлости. Встала на дрожащие ноги и направилась к двери библиотеки. И тут я услышала, как его светлость зарычал во весь голос. Ужасный звук, полный боли и страдания, который эхом разнесся по большому залу. Я подняла глаза и увидела кухарку, бегущею по коридору; доктор спустился по лестнице и покачал головой. Тогда я понял, что леди Ханна, прекрасная, добрая женщина, умерла – ушла навсегда. Я закрыла дверь и в оцепенении поплелась обратно к кушетке. Лежа на спине, я плакала, пока не погрузилась в сон, в котором не было места ужасной правде.