— Но нет ли цены поменьше? И ничто не удовлетворит тебя, кроме моей вечной гибели? Дух, ты просишь слишком многого. Но унеси меня из этого узилища, будь единый час моим слугой, и я буду твоим тысячу лет. Неужели этого мало?

— Да! Я должен получить твою душу. И получить ее навеки.

— Ненасытный демон, я не обреку себя на нескончаемые мучения. Я не оставлю надежды когда-нибудь заслужить прощение.

— Не оставишь? Какой химерой ты оправдываешь такую надежду? Близорукий смертный! Жалкая тварь! Или ты не виновен? Или ты не отвратителен в глазах людей и ангелов? Могут ли такие черные грехи быть прощены? Ты надеешься избежать моей власти? Твоя судьба предрешена. Предвечный отринул тебя. Моим помечен ты в Книге Судеб, моим ты должен быть и будешь!

— Бес, это ложь! Милосердие Всемогущего безгранично, и кающийся обретет прощение. Грехи мои чудовищны, но я не отчаюсь удостоиться Его милости. Ведь, претерпев назначенную кару…

— Назначенную кару? Или ты думаешь, что Чистилище предназначено для грехов, подобных твоим? И ты уповаешь, что их искупят молитвы впавших в слабоумие ханжей и песнопения тупых монахов? Образумься, Амбросио! Моим ты должен стать. Ты обречен огню, но на какой-то срок можешь его избежать. Подпиши этот пергамент, и я унесу тебя отсюда, чтобы ты провел оставшиеся тебе годы на свободе и в роскоши. Насладись жизнью. Предавайся всем излишествам желаний. Но помни: едва покинув тело, твоя душа должна будет стать моей, и я не допущу, чтобы меня лишили того, что мое по праву.

Монах молчал, но его лицо показывало, что слова Искусителя не пропали втуне. Он думал о предложенных условиях с ужасом, однако верил, что обречен на вечную погибель и, отказавшись от помощи демона, лишь приблизит неизбежные муки. Бес увидел, что он колеблется, и возобновил настояния, чтобы положить конец нерешительности аббата. Он в самых жутких красках описал смертную агонию и так искусно сыграл на отчаянии Амбросио, что уговорил взять пергамент. Затем он вонзил железное перо, которое держал, в жилу на левой руке монаха. Оно глубоко вошло в руку и сразу наполнилось кровью, однако Амбросио не ощутил ни малейшей боли. Перо было вложено в его трепещущие пальцы. Несчастный положил пергамент на стол перед собой и приготовился подписать его. Но вдруг рука его замерла, он отпрянул и бросил перо на стол.

— Что я делаю? — вскричал он и с отчаянным видом обернулся к бесу. — Покинь меня! Отыди! Я не подпишу!

— Глупец! — воскликнул обманувшийся демон, бросая на монаха такие свирепые взгляды, что они исполнили его душу жутью. — Иль ты вздумал шутить со мною? Так иди же! Вопи в агонии, погибни в муках и узнай тогда пределы милосердия Предвечного! Но поберегись снова шутить со мной! И не зови меня, пока не решишь подписать. Осмелься вызвать меня напрасно второй раз, и эти когти разорвут тебя на тысячу кусков! Отвечай: ты подпишешь пергамент?

— Нет! Отыди! Оставь меня!

Тотчас последовал устрашающий раскат грома, вновь земля сотряслась, темницу огласили пронзительные вопли, и демон исчез с кощунственными проклятиями.