Лицо Баэра утратило обычное выражение рассеянности, он казался не только оживленным и заинтересованным, но даже обаятельным, почти красивым – настолько, что Джо даже забыла сравнить его с Лори, а это всегда было невыгодное для других мужчин сравнение. Потом оба упомянутых господина затеяли спор, и хотя его тема была несколько мрачной – погребальные обряды древности, – они спорили горячо и увлеченно.

Когда Тедди признал себя побежденным в споре, Джо испытала нечто близкое к гордости и, глядя на вступившего в беседу отца, подумала: «Вот если бы профессор жил где-нибудь поблизости и они с папой могли бы беседовать каждый вечер!» И надо сказать, что Баэр сейчас мало походил на прежнего чудаковатого профессора. В новом черном костюме он выглядел вполне джентльменом. Его густые волосы были тщательно приглажены щеткой, однако вскоре вновь торчали во все стороны, потому что он не оставил привычки ерошить их в минуту волнения. Но Джо это скорее даже нравилось: у него был красивый лоб и, когда волосы грозно топорщились, это придавало ему некоторое сходство с Юпитером. Смиренно потупив голову, Джо следила за каждым движением Баэра, в душе буквально возвеличивая этого простого человека. И, конечно, от ее внимания не ускользнули золотые запонки на ослепительно белых манжетах.

«Если бы он явился делать предложение, то не мог нарядиться изящнее», – вдруг подумала Джо, жутко покраснела от этой мысли и, чтобы спрятать лицо, уронила клубок на пол.

Однако маневр не удался. Потому что профессор, стоя у воображаемого погребального костра, в этот самый момент сделал вид, что уронил факел, и нагнулся за маленьким синим клубком Джо. И тут их лбы встретились, столкнулись, так что у обоих из глаз посыпались искры, а клубок так и остался пылиться под столом.

Расходиться никто не собирался, но было уже поздно, и Ханна увела из комнаты малышей, раскрасневшихся от веселья, как два пунцовых мака, а мистер Лоренс отправился домой отдыхать. Остальные расположились у камина и долго еще беседовали.

Наконец Мег, вообразив, что Дейзи без ее пригляда непременно свалилась с кровати, а Деми, балуясь спичками, поджег на себе рубашку, встала, чтобы уйти.

– По старому доброму обычаю на прощание нам надо спеть, потому что мы снова все вместе! – предложила Джо, думая о том, что в громком гимне сможет выплеснуть хоть капельку переполнявшего ее ликования.

И хотя теперь у камина они собрались уже не все, никто не счел слова Джо бестактными. Бет продолжала незримо присутствовать в доме, и даже смерть не могла разрушить семейный союз, скрепленный нерасторжимыми узами любви. Любимое кресло Бет по-прежнему стояло в уголке, по-прежнему пребывала на полке корзинка с шитьем, которое она оставила, когда «иголка стала тяжела», на прежнем месте стояло ее пианино, за которое теперь редко кто садился, а сама Бет смотрела на них с фотографии, ласково улыбаясь, совсем как в былые дни, как бы говоря: «Я с вами. Будьте счастливы».

– Сыграй нам что-нибудь, Эми. Пусть послушают, как ты теперь умеешь, – не без гордости за жену сказал Лори.