– Остановись, предатель! – кричал ему. – Я тебе за герцога башку оторву… Эй, люди прохожие! Хватайте его, изменщика…
Капитан Бровцын перестал плакать «о том, что Бирон учинен регентом», и с Васильевского острова побежал на Адмиралтейский. Нева – в сугробах, меж ними кое-где тропки. Словно заяц, сигал капитан через Неву на другой берег, а за ним – кабинет-министр, его высокое превосходительство со шпагой:
– Убью, изверг, за благодетеля моего!
Бровцын взмахнул на берег, стал биться в первый же дом:
– Ой, пустите меня, люди добрые… убивают!
Дверь распахнулась, приняв утеклеца, и тут же затворилась за ним. Это был дом фельдмаршала Миниха, который хохотал:
– Небось ушла в пятки душа твоя капитанская?
Немец Миних спас русского офицера от русского же министра, который вступился за немца-регента. Такие выкрутасы истории способна порождать только жизнь России того времени – жизнь путаная и жестокая, от которой голова кругом идет.
Во время «бироновщины» случилось наконец то, чего много лет добивался Бирон: Остерман был решительно задвинут за край стола и не имел больше никакого значения в стране… Надолго ли?
Миних не спит
А если и спит, то сон его тревожен. Как можно спать в такие дни, когда не он, а другие жуют что-то жирное? Хотел стать господарем Молдавским – не вышло; желал герцогом Украинским побыть – сорвалось; опять же в регенты не его, а Бирона пропихнули… Страшные ночные часы фельдмаршала! Костлявая ведьма-жена вздыхает возле него. За стенкою сын стихи строчит любовные, обращая их к Доротее Менгден, сестре Юлианы. Время от времени он садился за клавесины, тут же перекладывая свои мадригалы в любовные арии. В такие ночи можно запустить пальцы в сердце себе и рвать его ногтями в остервенелом огорчении:
– Дали бы мне хоть чин генералиссимуса… мерзавцы!
7 ноября 1740 года Миних представлял Анне Леопольдовне новых кадетов. Потом кадетов выгнали прочь, фельдмаршал остался с принцессой наедине, и женщина вдруг расхныкалась:
– Нет нам здесь жизни при жестокостях регента. Мужа моего совсем уже зашпыняли, я плачу… Решили мы, что лучше всего уехать нам в Германию, и пусть эта Россия сгорит вся!
– Я понимаю, – отвечал Миних. – Уехать всегда можно в Германию, забрав с собой вещи и сына. Но как вы можете покинуть Россию, если на голове сына вашего корона Романовых? Такой серьезный багаж никакие лошади не потащат… Вот этого я не понимаю!
– Но что же нам делать? – хлюпала носом Анна Леопольдовна. – Вы же видите, каким издевательствам мы подвергаемся. Дело дошло до того, что из комнат на публику не выпускают. Говорить ничего нельзя… Вы бы хоть побеседовали с герцогской светлостью, он вас послушается. Тем более что вы, мой милый фельдмаршал, так усиленно помогали Бирону регентом стать.
– Поговорить можно, – насупился Миних. – Как раз завтра я приглашен к регенту на ужин. Вот и скажу ему!
– Уж я вас очень прошу… Пожалуйста, поговорите.
– Хорошо, принцесса. Это я вам обещаю…
Миних вернулся домой и, как опытный инженер, соорудил чертеж тюрьмы с замками. Такой образцовой тюрьмы, из которой бы никто не смог убежать. Манштейн спросил фельдмаршала: