Гоголь сделал шаг с тем, чтоб примириться с печальной действительностью, но этот шаг привел его в стан его же врагов.

Это и было трагедией Гоголя, той трагедией, которая усугубила его болезнь, ускорила его гибель.

Однако, помимо этой трагедии, Гоголь нес в себе и другую трагедию - конфликт физиологического порядка, который столь бурно отразился в его болезни, в его психоневрозе.

Черты этого психоневроза отчетливо видны на протяжении всей жизни Гоголя.

Эти болезненные черты были замечены окружающими в раннем его детстве.

В 1815 году (Гоголю пять-шесть лет) "вельможа и благодетель" Трощинский писал отцу Гоголя:

"…Да будет Вам известно, что я трактовал с Наталинским (врачом)… о золотушных припадках Вашего Никоши…"

Эти непонятные "золотушные" припадки стали повторяться и в юности, и в зрелые годы.

Эти припадки достигали иной раз огромной силы. И тогда Гоголь не находил себе места - "не мог ни лежать, ни сидеть". При этом иной раз у него возникала тоска в той степени, какая позволила ему однажды воскликнуть: "Повеситься или утонуть казалось мне как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение".

Однако врачи не находили у Гоголя сколько-нибудь серьезной органической болезни. Его лечили от золотухи, от ипохондрии, от "геморроидов", от желудочных заболеваний.

Лечение не имело успеха, и физическое состояние Гоголя стремительно ухудшалось.

Однако были моменты, когда многолетняя болезнь Гоголя мгновенно исчезала. И тогда он вновь чувствовал себя здоровым и юношески свежим. Гоголь не раз отмечал эту странность своей болезни.

В 1840 году Гоголь писал (Погодину): "Дорога сделала надо мной чудо. Свежесть и бодрость взялась такая, какой я никогда не чувствовал".

В письме (2 января 1846 г.) Гоголь писал А. П. Толстому:

"Я худею, вяну и слабею, и с тем вместе слышу, что есть что-то во мне, которое по одному мановению высшей силы выбросит из меня недуги все вдруг…"

Стало быть, Гоголь и сам чувствовал, что его болезнь не есть нечто раз навсегда данное, органическое. Это болезненное "нечто" может уйти, исчезнуть и не вернуться к нему. Уже это одно обстоятельство позволяет нам предположить в болезни Гоголя ту болезнь, о которой мы сообщаем в нашей книге.

Допустим, что наше предположение правильно. Допустим, что Гоголь чем-либо был травмирован в младенческом возрасте.

Как исследовать эту травму? Как проанализировать течение этой болезни?

Мне кажется, что это возможно сделать по тем особенностям и "странностям", какие характерны для поведения Гоголя в его личной жизни.

Какие же "странности" мы наблюдаем в поведении Гоголя?

Этих странностей немало. Однако основной "странностью" можно считать отношение Гоголя к женщине.

Известно, что Гоголь не был женат. И не стремился к этому. Более того, мы не знаем ни одного сколько-нибудь значительного увлечения Гоголя.

В 1829 году Гоголь писал матери о своем чувстве к какой-то незнакомке, которую он назвал "божеством, слегка облаченным в человеческие страсти".

Слова, найденные для описания своей влюбленности, необычайны и для исследователя чрезвычайно важны: