Ни во что не верил этот старый брюзга и трус. Слушая его, можно было и сегодня сидеть с пустыми руками. Но теперь-то он вынужден признать удачу. И до чего же упрям этот старик! До глупости! Уже после того, как таинственный шифр был скопирован с клинка, Икрам-ходжа стал протестовать против возврата клинка. В своем упрямстве он не хотел внять доводам Наруза Ахмеда. А смысл в этом возврате был глубокий: если бы они не вернули клинок, то Халилов по приезде, несомненно, поднял бы такую шумиху, что небу стало бы жарко. В розыски клинка включились бы все силы милиции и МГБ. А кому нужна шумиха? Теперь Халилов ничего не предпримет. Если Анзират все ему расскажет, он постарается скрыть это дело, ибо побоится раскрыть начальству тот неприятный факт, что жена его вступила в сговор с бывшими басмачами.
Но вернее всего предположить, что Анзират будет молчать и ничего не расскажет мужу: вряд ли она рискнет возбудить в нем ревность напоминанием о Нарузе Ахмеде, а тем более напоминанием о том, что Джалил не родной сын Халилова…
Халилову нет никакого резона поднимать историю: небезопасно для карьеры и весьма неприятно с точки зрения семейной. В конце концов клинок цел? Цел. В доме? В доме. Чего еще человеку надо! Да, расчет оказался верным.
Торжествующий, довольный Наруз Ахмед встал и спрятал листок с шифром в карман. В комнату вкатился Икрам-ходжа.
– Удалось купить? – спросил его Наруз Ахмед.
– Почему бы это мне не купить? – ответил старик и подал железнодорожный билет. – Поезд отходит завтра утром, можно не торопиться.
Наруз сунул билет в карман и возбужденно стал расхаживать по комнате и рассуждать:
– Теперь вот что… Мне думается, что торчать Гасанову в Токанде нет никакой надобности. Он здесь уже примелькался, а тут еще этот роман с Людмилой Николаевной… Как вы смотрите, Икрам-ата?
– Пожалуй, в твоих словах есть истина, сын мой, но…
– Никаких «но», – перебил Наруз Ахмед. – Пусть садится в свой «Москвич» и едет в Бухару. Он понадобится мне недельки через две.
– Я могу вызвать его в любое время.
– Еще лучше. Значит – отпускайте его!
– А сообщать Джарчи ничего не будешь? – ядовито поинтересовался старик.
Наруз Ахмед почесал затылок. Надо бы сообщить… Поколебавшись, он сел за стол и написал девять слов:
«План в моих руках. Помогла жена. Завтра выезжаю на место».
Отдав бумажку Икраму-ходже, он сказал:
– Пусть Гасанов передаст это не из Токанда, а из Бухары. А лучше – по пути. Так спокойнее.
Икрам-ходжа кивнул и отправился за кодом.
Город спал. По небу плыл круглый лунный диск. Лишь кое-где блеснет одинокое окно с огоньком.
В одном из кабинетов городского отдела горела яркая настольная лампа. Шубников и Халилов, одетые в штатские костюмы, сидели рядышком на диване.
– Все, что угодно, но такой фантастической наглости с его стороны я никак не ожидал, – закончил свой рассказ Халилов.
– Это не наглость, а нечто иное, – возразил Шубников. – Это, если хочешь знать, промах, просчет, непростительная ошибка. Мы ждали, когда он вылезет на божий свет, и дождались. Нам только это и нужно было.
– Значит, ты знал, что Наруз Ахмед скрывается в доме Икрама-ходжи?