— А почему так пусто?
— Так воскресенье же, — хмыкнул отец. — В железке всегда так по выходным!
«Железка — железнодорожная поликлиника», — догадался я. А отец, тем временем сунул голову в окошко регистратуры.
— Девушки-красавицы, дело жизни и смерти! — весело сказал он. — Дежурный врач в каком кабинете принимает?
— В четвертом, — раздался откуда-то издалека женский голос.
— Ой, спасибо, девушки! — сладким голосом пропел отец. — Приятного аппетита вам, на обратной дороге шоколадку занесу!
Он энергичной походкой пошагал направо. Я плелся за ним и смотрел под ноги. На серый пол с вкраплениями белых камешков. А вспоминал почему-то, как я первый и единственный раз летал с родителями в Ялту, а там и в асфальт, и в стены домов вмурованы ракушки. И когда никто не видит, я пытался их выколупывать. Безуспешно, разумеется. Не знаю, почему вспомнил. Освободить мраморную крошку из бетона мне никогда не хотелось.
— Можно? — отец сунул голову в приоткрытую дверь четвертого кабинета. В кармашке из оргстекла белел листочек с буквами, обведенными по трафарету. Лифарь Людмила Васильевна. Отец повернулся ко мне и махнул рукой. — Заходи, Кирка!
Кабинет был крохотный, чуть больше ширины трехстворчатого окна. За столом сидела дамочка средней молодости с невыразительным лицом рыбы в анфас. Сначала она посмотрела на отца своими круглыми прозрачными глазами. Потом на меня.
— Людмила Васильевна, милая выручайте! — отец бросился к столу и сложил молитвенно руки. — Парня в лагерь отправляем, а у нас дома кран прорвало, пока чинил весь вымок, а справка в кармане лежала.
— Обратитесь в свою поликлинику, — она говорила, а я следил, как шевелятся ее рыбьи губы и не шевелится все остальное. — Что же вы справку в кармане держали, когда кран чинили?
— Людмилочка Васильевна, так отправление уже через час, а у нас дежурные только с десяти, — взмолился отец. Лицо его стало трогательно-беспомощным, как у бродячего щеночка. — А мне на трое суток заступать. Спасите уж нас, растяп эдаких...
Круглые глаза посмотрели на меня. Потом вернулись обратно к отцу. Кажется, на рыбьем лице докторши появилось что-то похожее на сочувствие.
— Хронических болезней нет? — спросила она, потянувшись куда-то вниз.
— Здоров, как конь! — просиял отец и хлопнул меня по плечу. — Хоть завтра в космонавты.
— Имя, фамилия, год рождения, — монотонно спросила она, положив перед собой сероватый бланк размером не больше а6.
— Крамской Кирилл, одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой, — затараторил отец.
— Так карточки же у меня нет, что я про прививки напишу? — в голосе ее снова зазвучали сомнения.
— Напишите «данных о прививках нет», и все тут! — всплеснул руками отец.
— А если не примут с такой? — докторша все еще медитировала на бумажку.
— Ну если не примут, тогда придется мне завтра отгул брать, и два часа на электричке потом пилякать, — лицо отца снова стало несчастным. — И потом еще час по лесу пешком.
— Ладно, — белый колпак докторши качнулся вперед. Видимо, такая горячая забота отца за сына растопила тронула ее рыбье сердце. — Как еще раз его фамилия?