В ее бокале была налита какая-то зеленоватая жидкость. Опыт подсказывал мне, что леди, имеющие склонность пить мятные ликеры после ужина, оказываются куда менее приятными в общении, вследствие своего вздорно-лицемерного характера, чем те, кто предпочитает добрый старый хайболл. Впрочем, я бы не стал настаивать на незыблемости этого правила. Тем не менее, мое первое впечатление от нее не было слишком благожелательным, а раздумья об алкогольных предпочтениях сытых дам напомнили мне, что сам я не ел с полудня. Сон же, в отличие от простого использования кровати в качестве батута, был столь давним событием в моей жизни, что я не мог припомнить в точности, когда он меня посещал.

Я подавил зевоту, стараясь сделать это незаметно, чтобы не выглядеть мужланом, и двинулся к ней. Девушка обернулась, заметила меня — и, что самое интересное, узнала. Что ж, зловещие мужчины шести футов четырех дюймов ростом встречаются не на каждом шагу, и к тому же портье мог ей меня описать. А может, она где-то ознакомилась с подробным досье.

— Мисс Гленмор? — обратился я к ней, остановившись перед ней.

Пианист благополучно растворил Штрауса в воздухе и решил сделать перерыв, так что мне не пришлось кричать. Девушка недоверчиво поглядела на меня.

— Да, — ответила она. — Да, я Нэнси Гленмор. А вы... Мистер Хелм?

— Да, мэм, — ответил я и замолчал, выжидая. Она замялась и потом вдруг выпалила:

— Вы, мистер Хелм, вероятно, сочтете это чистым безумием — приехать сюда вот так просто... — Она осеклась.

— И кто же отнесся к вашему безумию столь предвзято? — поинтересовался я.

От моих слов она на мгновение опешила. Потом облизала губы и сказала:

— Видите ли, сегодня утром я встретилась с мистером Уоллингом. Я хотела его попросить кое-что для меня выяснить, но он отказался. Он много чего мне порассказал, а потом сообщил, что уже договорился о встрече с другим представителем нашего рода, с которым посоветовал мне встретиться и поговорить на интересующую тему. Он как-то странно, можно сказать, почти грубо, вел себя... точно считал, что я собираюсь подшутить над ним, но он тем не менее назвал вашу фамилию и ваш лондонский адрес... — Она выложила все это на одном дыхании и резко замолчала, точно внутри у нее кончился завод. Ее большие зеленоватые глаза секунду-другую смотрели на меня не отрываясь. Потом она продолжала с той же пулеметной скоростью.

— Знаете, мне в голову пришла глупая мысль: а вдруг вы сумеете мне помочь. То есть, я хочу сказать, может быть, мы сумеем помочь друг другу. Возможно, у вас есть какая-то информация, которой я смогу воспользоваться... а у меня есть что-то, что может оказаться вам полезным. — Все еще не сводя с меня немигающих глаз, она добавила: — То есть, чтобы проследить историю нашего рода.

— Ну да, — кивнул я. — Историю нашего рода. Наступила неловкая тишина. Я смотрел в ее широко раскрытые глаза тяжелым взглядом, пока она наконец не потупилась. В действительности мне-то ее признание вины вовсе не было нужно. Ее намеки говорили сами за себя. Ведь “что-то, что может оказаться вам полезным” было ничем иным как прелюдией к торгу об условиях освобождения Уинни. Я почувствовал облегчение — Мак приказал мне не ждать слишком долго встречи с похитителями — во всяком случае, не дольше завтрашнего полудня, но вот встреча уже состоялась, и высланный мне нарочный нервно затягивался сигаретой и потягивал “крем-де-мент” со льдом. Она заговорила, не поднимая глаз.