— Круто, — выдохнул Димидов.
— А почему сто тридцать девять? — поинтересовался Ульрих, разглядывая Звезду.
— Год учреждения, — пояснила Волкова.
Глеб вернул награду в футляр и захлопнул крышку.
— Что с Прекловым?
Жизнерадостные улыбки на лицах визитёров разом сгладились.
— Ему повезло меньше, — ответила Наташа.
Глеб молча обвёл звено вопрошающим взглядом.
— Ну… — начал Ульрих нерешительно, — Мы его не видели с тех пор, врачи не пускают. Но, когда вас откопали, Толян под бронеплитой лежал. Взрывом сорвало… Бортовая… Ну, та, что шасси укрывает… знаешь? — Карл заметил нарастающие раздражение во взгляде Глеба, и поспешил закончить: — Короче, ноги ему размозжило в хлам. Да и осколками посекло здорово, — он вздохнул и покачал головой, не зная, что ещё сказать.
— В лучшем случае — демобилизация и работа в цеху ветеранов-инвалидов, — расставила точки над «и» Волкова.
— Его наградили? — спросил Глеб, вращая обожженными пальцами футляр со Звездой.
— Да.
— Что ж… Он с честью выполнил долг.
Глава 8
Преклова Глеб так и не увидел. Анатолия перевели в тыловой госпиталь. По крайней мере, так сказал лейтенант Лукин — тот самый ассистент Архангела, оказавшийся главным хирургом. Отсутствие Преклова не сильно огорчило Глеба. Скорее даже наоборот. Минутный позыв немедленно увидеть товарища сошёл на нет, стоило только услышать рассказ сослуживцев. Глазеть через стекло на беспомощный обрубок, чьи мечты о службе в рядах Палачей перечеркнул первый же бой, Глебу совсем не хотелось. Он невольно ставил себя на место Преклова и едва не содрогался от мысли, что боевые товарищи придут к нему, валяющемуся на койке, словно кусок мяса, будут стоять и молчать, не находя слов. Будут жалеть — это хуже всего. Глеб готов был вытерпеть что угодно — ненависть, пренебрежение, даже презрение, но только не жалость. Особенно от тех, с кем учился бок обок восемь лет. Не желал он этого и другу. А потому старался о Преклове просто не думать.
Утро третьего дня с выхода из комы началось привычным уже усиленным пайком, доставленным прямо в койку. Глеб потягивался, удобно примостив выздоравливающее тело на подушках, и не спеша поглощал завтрак, когда в палату, бряцая оружием, влетели двое и вытянулись по стойке смирно возле двери.
Гвардейцы. Их Глеб видел до того лишь раз, но запомнил хорошо. Высоченные, не ниже двух метров, в тёмно-синих мундирах с иголочки и фуражках с серебряной кокардой, берцы надраены так, что бриться можно, в них глядя, а на плече по «Сигме» с голографическим прицелом и зачем-то примкнутым штык-ножом. При таком параде не воевать, а только в почётном карауле красоваться. Да они и не воевали. Эти молодцы являлись военизированной охраной высоких чинов, а те по пашне да руинам на брюхе ползающими замечены не были. Тем не менее, выправку и слаженность в действиях Глеб оценил.
— Нет, это исключено, — донеслось из коридора. — Ждите здесь.
Вслед за гвардейцами в палату вошёл невысокий худой человек лет пятидесяти в штатском, с наброшенном на плечи плащом. Прежде чем дверь закрылась, Глеб успел разглядеть у него за спиной возмущённого, но молчащего Архангела. Было заметно, каких усилий стоит старому ветерану сдержаться и не порвать мелкого наглеца в клочья.