— Бортэ, приведи двух коз. Посмотрим, на что он способен.

Снаружи уже стемнело. Пока Бортэ ходила за животными, Кокэчу вытер грудь и живот больного влажной тряпицей. Когда он сунул пальцы в рот Тэмуге, юноша снова проснулся, в его взгляде застыл страх.

— Лежи спокойно, я помогу тебе, если у меня хватит силы, — обратился к нему шаман.

Он смотрел только на Тэмуге, не обращая внимания на блеющих коз, которых затащили в юрту.

И Кокэчу начал ритуал. Медленно вытащил из халата четыре медные чаши и поставил их на землю. Наполнил каждую серым порошком и поджег его. Ввысь поползли змейки бело-серого дыма, и вскоре в юрте стало трудно дышать. Кокэчу сделал несколько вдохов, наполнил легкие дымом. Оэлун закашлялась, прикрыв рот рукой, и покраснела. От резкого запаха у нее закружилась голова, однако Оэлун не уходила — нет, она не оставит сына наедине с человеком, не вызывающим доверия.

Громким шепотом Кокэчу начал нараспев читать заклинания на древнем, почти позабытом языке. Услышав его, Оэлун резко выпрямилась — вспомнила, что в юности слышала похожую речь от целителей и шаманов своего племени. Темные образы прошлого охватили Бортэ, в памяти воскресла давняя ночь, когда муж, повторяя непонятные слова, безжалостно убил обидчика и заставил ее съесть кусочек его обгорелого сердца. Язык крови и жестокости, словно созданный для бескрайних зимних степей. В нем не было слов любви и милосердия. Пока Бортэ слушала, дым проник в кровь, и кожа женщины покрылась мурашками. Ужасающие образы, вызванные монотонным бормотанием, пронеслись в мозгу Бортэ, и она закашлялась.

— Тише, женщина! — шикнул шаман, злобно сверкнув глазами. — Молчи, когда приходят духи!

Монотонное бормотание возобновилось с новой силой, шаман повторял одни и те же слова все громче и быстрее, они завораживали, вводили в транс. Первая коза отчаянно заблеяла, когда Кокэчу поднял ее над Тэмуге, глядя в испуганные глаза юноши. Острым ножом он полоснул по горлу животного и держал его над сыном Оэлун, пока лилась горячая дымящаяся кровь. Тэмуге вскрикнул от неожиданности. Оэлун приложила ладонь к губам сына, и он успокоился.

Кокэчу отпустил козу, и она упала, дергая ногами. Шаман забормотал еще быстрее, закрыл глаза и погрузил пальцы в живот Тэмуге. Как ни удивительно, юноша молчал, и шаману пришлось сдавить опухоль, чтобы вызвать у больного крик. Кровь скрыла резкое движение Кокэчу, когда он вправил грыжу, незаметно вернув вылезший кусок кишки за мышцы брюшной стенки. Давным-давно отец показал ему этот обряд на настоящей опухоли, и Кокэчу будто снова увидел, как старик читает заклинания, заглушая испуганные возгласы мужчин и женщин, и иногда громко вскрикивает, брызгая слюной в распахнутые рты. Отец доводил людей до полного изнеможения, они переставали понимать, где находятся, и, оказавшись на грани безумия, верили. Кокэчу не раз замечал, что отвратительные наросты уменьшались и исчезали, после того как страдание и вера переходили определенную грань. Когда человек отдает себя во власть шамана целиком и полностью, духи могут и вознаградить его за веру.