Я пригласил их сесть. Полисмен сел на кончик стула и положил мешок к себе на колени. Я вопросительно взглянул на Мак-Кенна.

– Шелвин говорит, что он вас знает, док,– он махнул рукой в сторону полисмена. – Я привел его к вам.

– Если бы я не знал доктора Лоуэлла, я бы не был здесь, Мак-Кенн, мой мальчик,– сказал Шелвин угрюмо. – Но у доктора в голове мозги, а не вареная картошка, как у нашего лейтенанта.

– Ладно,– сказал Мак-Кенн ядовито,– доктор пропишет тебе что-нибудь, Тим.

– Я не за этим пришел сюда,– обиделся Шелвин. – Я видел это собственными глазами, говорю я тебе. И если доктор Лоуэлл скажет мне, что я был пьян или сошел с ума, я пошлю его к черту, как послал лейтенанта. И я говорю это же и тебе, Мак-Кенн.

Я слушал с возрастающим интересом.

– Ну, ну, Тим,– успокаивающим тоном сказал Мак-Кенн. – Я-то верю тебе. Ты даже себе представить не можешь, как я хочу верить тебе – и почему.

Он кинул на меня быстрый взгляд, и я понял, что какова бы ни была причина, по которой он привел ко мне полисмена, он ничего не сказал ему о Рикори.

– Видите ли, доктор, когда я сказал вам об этой кукле, что она выпрыгнула из машины, вы подумали, что я шарлатан. Ладно, сказал я себе, может быть, она не убежала далеко. Может быть, это была одна из усовершенствованных механических кукол, но у нее тоже когда-нибудь должен кончиться завод.

И я отправился искать кого-нибудь, кто видел ее. И встретил Тима Шелвина. Валяй, Тим, расскажи доктору.

Шелвин поморгал глазами, осторожно сдвинул свой мешок и начал. У него был угрюмый вид человека, повторяющего снова и снова одно и то же. И при том окружении, в которое не верит. Он посматривал на меня очень подозрительно и угрожающе повышал голос.

– Это было в час ночи. Я стоял на посту, когда услышал, как кто-то кричит с отчаянием: “Помогите! Убивают! Уберите ее прочь!”

Я прибежал и увидел парня, стоящего на скамейке в вечернем костюме и шляпе. Он бил что-то палкой, танцевал и кричал. Я подошел и ударил его дубинкой потихоньку, чтобы обратить на себя внимание, он посмотрел и бросился ко мне в объятия. Мне показалось, что я понял, в чем дело, когда почувствовал, что от него пахнет вином. Я поставил его на ноги и сказал: “Успокойтесь, любезный, зеленые черти скоро исчезнут. Это все закон о спиртных напитках привел к тому, что мужчины разучились пить. Скажите мне ваш адрес, и я посажу вас в такси. А может, вы хотите в госпиталь?”

Он стоял, держась за меня, и дрожал. “Вы думаете, я пьян?” Я посмотрел на него и увидел, что он действительно трезв. Он, может быть, и был пьян, но теперь совершенно протрезвел.

И вдруг он прыгнул на скамейку, завернул брюки, спустил носки, и я увидел кровь, которая текла из доброй дюжины маленьких ранок, а он сказал: “Может быть, вы скажете, что это сделали зеленые черти?” Ранки выглядели так, как будто их сделал кто-то иглой для шляпы.

Я невольно взглянул на Мак-Кенна, но тот отвел глаза и продолжал спокойно разминать сигарету.

Шелвин продолжал:

– Я сказал: “Что за черт! Кто сделал это?” А он ответил: “Кукла”.

Дрожь пробежала у меня по спине, и я снова взглянул на Мак-Кенна. Шелвин посмотрел на Мак-Кенна и на меня предостерегающе.