Но время шло, помощь не приходила, и по всему становилось ясно, что обстановка на фронте сложилась пока что неблагоприятно для наших войск. И хотя люди еще заставляли себя верить, каждый в глубине души уже начинал понимать, что благополучный исход день ото дня становится все более сомнительным. Впрочем, стоило кому-нибудь заикнуться вслух об этих сомнениях, как товарищи резко обрывали его. Среди осажденных как бы установилось молчаливое, никем не высказанное условие — не заговаривать о трудностях борьбы, не допускать ни малейшей неуверенности в победе.
Будем драться до конца, каков бы ни был этот конец! Это решение, нигде не записанное, никем не произнесенное вслух, безмолвно созрело в сердце каждого защитника крепости. Маленький гарнизон, наглухо отрезанный от своих войск, не получавший никаких приказов от высшего командования, знал и понимал свою боевую задачу. Чем дольше продержится крепость, тем дольше полки пехоты врага, стянутые к ее стенам, не попадут на фронт. Значит, надо драться еще упорнее, выиграть время, сковать эти силы противника здесь, в его глубоком тылу, наносить врагу возможно больший урон и тем самым хоть немного ослабить его наступательную мощь. Значит, надо драться еще ожесточеннее, еще смелее, еще настойчивее и как можно дороже продать свою жизнь.
И они дрались с необычайным ожесточением, с невиданным упорством, проявляя удивительное презрение к смерти.
Гитлеровских генералов и офицеров, командовавших штурмом крепости, бесило это неожиданное для них упорство осажденных. Их части надолго застряли здесь на первых метрах советской земли, тогда как авангарды наступающей немецко-фашистской армии уже овладели Минском и двигались дальше в направлении Смоленска и Москвы. В то время как там, на фронте, наступавшие войска стяжали победные лавры, получали ордена, захватывали в городах и селах богатые трофеи, здесь, у стен Брестской крепости, в глубоком тылу, немецких офицеров подстерегали не только меткие пули советских стрелков, но и явное неудовольствие своего командования. Из ставки Гитлера то и дело запрашивали, почему крепость еще не взята, и тон этих запросов с каждым днем становился все более недовольным и раздраженным. Но крепость продолжала сражаться, хотя осаждающие не останавливались ни перед какими мерами, чтобы скорее сломить сопротивление гарнизона.
Все новые батареи подтягивались к берегу Буга. Уже без передышки, день и ночь, продолжался обстрел крепости. Мины дождем сыпались во двор цитадели, методично перепахивая каждый квадратный метр территории, кромсая осколками кирпичные стены казарм, превращая в лохмотья железо крыш. Крупнокалиберные штурмовые орудия врага постепенно разрушали крепостные строения. С первых же дней гитлеровцы стали применять при обстреле снаряды, разбрызгивающие горючую жидкость, а вскоре в дополнение к ним в крепости появились немецкие огнеметы. Вперемешку с бомбами с самолетов, то и дело налетавших на крепость, сбрасывали бочки и баки с бензином, и порой некоторые участки крепости превращались в сплошное море огня.