Вот когда уж точно ему было глубоко безразлично – куда ее приводить и где встречаться для безумного секса – им было хорошо везде! У него дома, у нее, в машине, в гостиницах, в парке на скамейках, в кабинке туалета в ресторане, в поезде…

Месяца через два Катерина резко, ни с того ни с сего, начала его ревновать, подозревать в чем-то, проверять. Сначала ему это даже нравилось, что-то вроде мужской извращенной самости – вот, дескать, как она меня любит!

Бурные скандалы с истериками, обвинениями, криками, киданием в него предметами, подвернувшимися под руку, последующее бурное примирение в постели – все нравилось. Новый посыл, новый неохваченный пласт возможностей страстных, побольше перца в отношениях, в сексе примирительном и того интересней!

Но недолго нравилось.

Очень скоро скандалы приобрели устойчиво-истерическое параноидальное направление. Катерина могла запросто прийти к нему на работу, ворваться в кабинет во время совещания и начать выяснение отношений. Поджидала его после работы, следила, выясняла – с кем и где был. Проверяла на его сотовом входящие и исходящие, сама звонила по сто раз на дню.

И как-то вдруг даже самый замысловатый секс перестал спасать от неприятных мыслей.

Спасла командировка.

Он и уехал-то всего на неделю, но этого хватило. На расстоянии, без угрозы встретиться с Катериной в любой момент, без ее постоянных звонков в любое время суток и разговоров в капризно-обвинительном тоне, он вдруг как будто выскочил из морока, наваждения. Освободился от тяжелой зависимости…

И переосмыслил их отношения, посмотрел на них по-другому – трезвым, не замутненным постоянным желанием взглядом – на себя, на Катерину, на то, что между ними происходит.

И остыл! Вот в одно мгновение остыл!

А вернувшись из командировки, увидел то, что не хотел видеть и не замечал раньше, ослепленный желанием: реальная Катя совсем не та женщина, которую он себе придумал – далеко не умная, до шизофрении ревнивая. И, по сути, ничего, кроме большого затянувшегося секса, их не связывает, ничего!

Ей была совершенно не интересна его жизнь, работа, про бывшую семью и сына она слышать не могла: стоило ему поговорить с Никиткой по телефону, как она закатывала истерику. Родителей его она не принимала и встречаться с ними не хотела, а к деду он ее и сам не собирался везти.

И тут уж охладевшему, перегоревшему Захару захотелось только одного – бежать! И никакого секса уже с ней не хотелось, даже целовать ее не мог! Все сгорело и ушло!

Лесной пожар отбушевал и минул, оставив разрушения.

Они расставались тяжело.

Пришлось поменять номера телефонов, замки в дверях и умотать куда подальше, в длительную командировку.

Он потом часто думал, поражаясь самому себе: что это было?

Как он, здравомыслящий, психически здоровый мужик, привыкший контролировать огромное количество людей, отвечать за них и за дело, достаточно уравновешенный и спокойный, мог впасть в такое состояние? Словно кто-то мозг ему подменил, словно это и не он был, а кто-то другой в его теле. Что такое с ним произошло, какая наркомания психическая?