— Вы правы, — сказал он, — но это потому, что вы еще не знаете следующего прекрасного правила наших отцов: «Законы церкви теряют свою силу, если перестали соблюдать их: cum jam desuetudine abierunt», как говорит Филиуций (т. 2, тр. 25, № 33). Мы лучше древних видим современные нужды церкви. Если с такой строгостью отлучать священников от алтаря, вы поймете, конечно, что тогда не будет столь большого числа обеден. А между тем, большое число обеден служит к большей славе Бога и к большей пользе для души, так что дерзаю сказать вместе с нашим о. Селло (Об иерархии, стр. 611 руанского издания), что не слишком много оказалось бы священников, «когда бы не только всех мужчин и женщин, если бы это возможно было, но даже если бы бесчувственные тела и бессловесных животных, bruta animalia, обратить в священников, дабы служить обедни».

Так меня поразила эта странная фантазия, что я не мог ни слова сказать, потому патер мог продолжать следующее:

— Ну, о священниках довольно и этого, чтобы не быть чересчур пространным, перейдем к монахам. Так как самым тяжким для них является обет послушаний настоятелю, то вот выслушайте, какое облегчение доставили им наши отцы, именно Кастро Палао, член нашего Общества (Ор. тог., ч. 1, расс. 2, стр. 6): «Бесспорно, non est controversial, что монах, имеющий за себя вероятное мнение, не обязан повиноваться своему настоятелю, хотя бы мнение настоятеля и было более вероятно, ибо в таких случаях разрешается монашествующему держаться того мнения, которое ему более приятно, quae sibi gratior fuerit, как говорит Санчес. И даже если бы повеление настоятеля было справедливо, это не обязывает вас повиноваться ему: ибо справедливо оно не со всех точек зрения и не во всех отношениях, поп undequaque juste praecipit, а только вероятно; таким образом, и вы только вероятно обязаны повиноваться ему и вероятно вы разрешены от послушания: probabiliter obligatus, et probabiliter deobligatus».

— Право, отец мой, нельзя даже по достоинству оценить такой прекрасный плод двоякой вероятности.

— Да, она в большом ходу, — сказал он, — но будем кратки. Я приведу вам еще только одно место нашего знаменитого Молины в пользу монахов, изгнанных из монастыря за свои бесчинства. Наш о. Эскобар приводит его (стр. 6, пр. 7, № 111) в следующих выражениях: «Молина утверждает, что монах, изгнанный из монастыря, не обязан исправиться для того, чтобы снова возвратиться туда, и что он не связан более своим обетом послушания».

— Ну, отец мой, духовные хорошо устроились. Я вижу, ваши казуисты отнеслись к ним весьма благосклонно. Они ведь тут о самих себе хлопотали. Боюсь я, что людям других сословий будет не так хорошо. Надо бы, чтобы каждый заботился сам о себе.

— Вряд ли сами они смогли бы лучше позаботиться, — возразил мне патер. — Мы одинаково любовно относимся ко всем, начиная с высших и кончая самыми низшими. Чтобы доказать вам это, мне приходится сообщить вам теперь наши правила для слуг.

Относительно их мы обратили внимание на затруднение, в котором они находятся, если они люди с совестью, когда им приходится служить распутным господам. Ведь, если они не станут исполнять всех поручений, которые дают им, они потеряют место; а если они слушаются, у них возникают угрызения совести. Вот, чтобы облегчить их, наши двадцать четыре отца (тр. 7, пр. 4, № 223) указали те услуги, которые они могут делать со спокойной совестью. Вот некоторые из них: «относить письма и подарки; отворять двери и окна; помогать своему господину влезать в окно, держать лестницу, пока он туда взбирается, — все это позволительно и безразлично. Правда, что касается держания лестницы, нужно, чтобы им особенно пригрозили за непослушание, потому что влезать в окно — значит поступать несправедливо по отношению к хозяину дома». Видите, насколько тут все предусмотрено?