Вот каким образом он говорил со мной, обнаруживая при этом признаки видимого страдания, поскольку его огорчают очень серьезно все эти беспорядки. Что касается меня, то я высоко оценил отцов — иезуитов за их превосходную политику и, следуя совету нашего друга, отправился повидаться с одним хорошим казуистом из их Общества. Это одно из моих старинных знакомств, которое я пожелал нарочно возобновить. А поскольку меня предупредили о том, как надо с ними обращаться, то не стоило большого труда расшевелить собеседника. Он начал с того, что обласкал меня, объявляя, что любит меня по — прежнему. После нескольких ничего не значащих разговоров я воспользовался тем, что теперь пост, дабы узнать его мнение о посте и тйким образом незаметно войти в суть дела. Я, стало быть, сознался ему, что мне трудно соблюдать пост. Он стал меня уговаривать поневолить себя, но, так как я продолжал жаловаться, он был тронут и стал искать какого — нибудь повода для разрешения. И, действительно, он представил их несколько, но они не подходили мне; он догадался наконец спросить у меня, не трудно ли мне спать, не поужинавши.

— Да, отец мой, — сказал я, — и часто из — за этого я закусываю в полдень и ужинаю вечером.

— Я очень рад, — возразил он, — что нашел этот способ облегчить вас без греха: разумеется, вы не обязаны поститься. Я не хочу, чтобы вы верили мне на слово, пойдемте в библиотеку.

Я пошел за ним, и там, взявши одну книгу, он сказал мне:

— Вот доказательство, и знает Бог какое! Это — Эскобар.

— Кто это такой, Эскобар, отец мой? — спросил я.

— Как! Вы не знаете, кто такой Эскобар, из нашего Общества, составивший эту Моральную Теологию по двад* цати четырем из наших отцов? В предисловии, в виде аллегории, он проводит аналогию между этой книгой и Апокалипсисом, который был запечатан семью печатями, и он говорит, что «точно так же Иисус Христос предлагает ее запечатанною четырем животным: Суаресу, Васкесу, Молине, Валенсии, в присутствии двадцати четырех иезуитов, изображающих двадцать четыре старца». Он прочел всю эту аллегорию, которую находит очень верной и посредством которой хотел дать мне высокое представление о превосходстве этого труда. После чего он стал искать свою выдержку о посте: «Вот она, — сказал он, — в первом трактате» (прим. 13, № 68): «Обязан ли поститься тот, кто не может спать, не поужинав? Нисколько»[126]. Довольны ли Вы?

— Нет, не совсем, — сказал я, — так как я могу легко переносить пост, закусив утром и поужинав вечером.

— Послушайте дальше, — сказал казуист. — Они позаботились обо всем. «А что тогда, когда можно обойтись, закусывая утром и ужиная вечером?»

— Вот как раз про меня!

— «Опять не обязаны поститься, так как никто не обязан изменять порядка своего стола».

— Прекрасный довод! — сказал я.

— Но скажите мне, — продолжал он, — вы употребляете много вина?

— Нет, отец мой, — сказал я, — я не могу переносить его.

— Я спросил это, — ответил он мне, — чтобы предупредить вас, что вы можете пить его утром и когда вам будет уголно, не нарушая подобным действием поста, а это всегда подкрепляет. Разрешение данной ситуации находится там же (М9 75): «Можно ли, не нарушая поста, пить вино в какое угодно время и даже в большом количестве? — Можно: дозволяется даже и ипокрас». Я и забыл про ипо — крас, — сказал он, — надо поместить его в моем сборнике.