— А чем вы отличаетесь от скота? — холодно ответил Андрей, закуривая сигарету — Радуйся, что вообще живы, дура. Не вы первые, не вы последние. Натренирует руки, полазит, небось не сдохнет. Пенсию получает — не сдохнете. Тут все дешево, еще и разжиреете! Чего смотришь, урод?
Сергар подъехал близко, встал всего в шаге от бандита и внимательно посмотрел в его лицо. Тот безмятежно щурился, выпуская дым ровными колечками, и обратил внимания на «Олега» только тогда, когда тот сплюнул на землю.
— Запоминаю тебя — так же холодно ответил Сергар, глядя в бесцветные, рыбьи глаза мужчины — Свидимся когда-нибудь!
— Угрожаешь, дурачок? — легко усмехнулся Андрей, щелчком отправляя окурок в лужу под дом — Не ты первый, не ты последний. Советую больше никогда меня не видеть. Это плохо кончается. Иногда — для всей родни дурака. Лес большой, места всем хватит.
— Сынок, отойди! — забеспокоилась Мария Федоровна — Пусть проваливают отсюда! Я этого так не оставлю! Я буду писать в прокуратуру, в суд!
— Да хоть в Гаагский суд по правам педерестов — ухмыльнулся мужчина, и повернулся к грузчикам, выбрасывающим последний мешок — Все, закончили? По машинам! А вам не хворать, лохи!
Он снова хохотнул, открыл дверь джипа и через пять минут обе машины уже пылили по корявой, ухабистой дороге, помаргивая красными огоньками фонарей.
— А кто такие лохи, Мама?
— Мы, сынок — Мария Федоровна опустилась на траву, прямо у порога, и замерла, сгорбившись, как совсем старая старуха — Так бандиты называют тех, кто не может дать им отпор, тех, кого они обманули, у кого отняли все, что смогли. Прости, сынок, дура я старая, дура! Обвели вокруг пальца, как… как…
Мария Федоровна заплакала — тихо, горько, беззвучно. Сергар смотрел на нее, и в душе просыпалась холодная ярость — нет, вы не знаете бывшего боевого мага, а ныне грабера Сергара Семига! Не знаете!
— Мама, не надо! — сказал жестко, твердо — Выживем! Пенсия есть, крыша над головой есть — и слава богам!
— Богу! — поправила Мария Федоровна, утирая слезы — Один у нас бог, Олежа, один. И опять нас испытывает! Но мы все выдержим, все!
И снова заплакала, неудержимо, ручьем, раскачиваясь из стороны в сторону, будто ива зимой под ударами северного ветра.
— О! Соседи появились! — из-за ветхого забора, поросшего вьюнком, появился мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, заросший седой щетиной, в засаленной, когда-то белой матерчатой кепке. От него разило перегаром за три шага, а три оставшихся в челюсти зуба щерились в веселой ухмылке, криво желтея в разинутой пасти. Типичный пьяница, коих в любом городе и деревне немалое количество, и выглядят они одинаково, хоть в этом мире, хоть в том. Вечно пьяные, вечно ищущие, где бы похмелиться — Сергар их не любил, хотя и оставлял за ними право творить со своей судьбой все, что они хотят сотворить.
— Что от нас хочешь? — мрачно спросил Сергар, в упор глядя на веселого мужчика, продолжавшего улыбаться, будто встретил долгожданных родичей.
— Помочь хочу! Да ты не серчай, паренек, думаешь дядя Петя хочет что-то у вас стибрить? Неее… спросить — могу! Заработать — могу! А стибрить — нет! За крысятничество руки нужно отрубать!