Ускоряю шаг, открываю дверь за дверью, по туннелю носится уже стая ворон, и вдруг, где-то на середине видимого отрезка, слышу женские голоса, то ли сверху, то ли снизу, то ли из-за еще не открытых мною дверей. Узнаю: это Сара и ты, Флора. Девочки, где вы? Что с вами?

Еще быстрее распахиваю двери, птицы налетают на меня, ваши голоса приближаются, я уже бегу по туннелю и… упираюсь в стену. Тупик с деревянной дверью по центру. Дергаю ручку. Из-за открывшейся двери на меня выливается белый свет. Голосов больше не слышно. Зажмуриваюсь, пока глаза не привыкли к свету.

Я в белой комнате, в одном из ее углов – засохший ствол дерева, обросший брусникой, сразу узнаю ее, хоть на ней и нет плодов. Подхожу ближе, в зарослях – два белоснежных голубя. Красивые, умиротворенные, меня не боятся. Опускаюсь на колени, протягиваю им ладони, хочу взять их в руки. Свет согревает, мне тепло, хочется остаться тут. Дверь позади меня захлопывается.

…Просыпаюсь от того, что горло сдавило волнением. К моей щеке мягкой ладонью прикасается солнце. Протираю глаза и вижу, как на тумбочке расцвел лимон, на деревце три плода; от них – свежий аромат.

Что значат белые голуби в брусничных ветвях?..

Нуаж потягивается в кресле и вскакивает, едва завидев слетающихся к окну чаек. Птицы пожаловали за завтраком: покупаю у рыбаков мелкую рыбешку, замораживаю порциями и кормлю этих болтушек. В благодарность, или следуя не известному мне инстинкту, они приносят в клювах изысканные морские творения, складывают на внешней стороне оконной рамы.

Смотрю на море, записываю цвет, настроение. После минувших снегопадов вода на поверхности побелела. Слышу «Tombe la neige»[38] Сальваторе Адамо. «Снег все кружится, а тебя все нет и нет… Снег все кружится, все мрачнее белый цвет»[39]. Незабываемая песня об ушедшем времени.

Флора, вплоть до минуты, когда пишу это письмо, меня не покидает предчувствие, что кто-то постучит во входную дверь. Не хочу ее запирать. Так и сделаю!

Жду, люблю,

Ани

Флора,

по субботам в приют, где живет Галим, приходят пары, желающие усыновить ребенка. Они знакомятся с детьми, вместе читают книги, играют в настольные игры, лепят и поют. Поэтому по субботам до пяти вечера мне не разрешали забирать Галима. «Нельзя лишать мальчика шанса встретить новых родителей», – сказала директор.

Вчера, в воскресенье утром, когда мы с Нелли пришли за малышом, нас попросили пройти к директору. Она рассказала, что Галим стал агрессивным по отношению к взрослым, желающим с ним познакомиться. Отворачивается, бросается игрушками, прячется в туалете.

На вопрос, почему он так поступает, Галим ответил: «У меня есть семья, и они за мной придут. Я не хочу быть тут. Я хочу в дом Ани, там мы с Каримом слушаем музыку моря, бегаем вокруг перевернутых лодок и объедаемся брусничным джемом».

В конце встречи директор сказала то, что я больше всего боялась услышать. «С понедельника вынуждена запретить забирать мальчика. Но вы можете его навещать. Это и моя ошибка – я проявила сентиментальность и разрешила Галиму покидать интернат. Теперь с ним будет работать психолог».