Ему казалось, что он знал Грасиелу всю жизнь. И вместе с тем он не знал о ней ничего. «Кроме того, что она – сотворенное Богом чудо», – думал он.

Грасиела тоже думала о Боге. «Благодарю Тебя, Господи, за эту радость. Как я Тебе благодарна за то, что Ты наконец дал мне почувствовать, что такое любовь».

Она испытывала чувства, которые трудно передать словами, чувства, выходившие за пределы ее воображения.

Рикардо смотрел на нее, и у него по-прежнему захватывал дух от ее красоты. «Теперь она моя, – думал он. – Она не вернется в монастырь. Мы поженимся, и у нас будут замечательные дети – крепкие мальчики».

– Я люблю тебя и ни за что не расстанусь с тобой, Грасиела.

– Рикардо…

– Любимая, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты выйдешь за меня замуж?

Даже не раздумывая, Грасиела ответила:

– Да. Конечно.

И она вновь была в его объятиях. «Это то, о чем я мечтала и считала несбыточным», – думала она.

– Мы немного поживем во Франции, – говорил Рикардо. – Там мы будем в безопасности. Скоро эта борьба закончится, и мы вернемся в Испанию.

Она была уверена, что поедет с этим человека куда угодно и захочет разделить с ним любую опасность.

Они говорили не переставая. Рикардо рассказал ей о том, как он впервые встретился с Хайме Миро, о своей расторгнутой помолвке и о недовольстве своего отца. Рикардо знал, что Грасиела расскажет о своем прошлом, но она молчала.

«Я не могу рассказать ему. Он возненавидит меня», – думала она, глядя на него.

– Обними меня, – попросила Грасиела.

Они уснули. Проснувшись на заре, они смотрели, как солнце, медленно поднимаясь над горным хребтом, окрашивает склоны гор теплым красным светом.

– Нам будет безопаснее сегодня переждать здесь. Мы отправимся в путь, когда стемнеет, – сказал Рикардо.

Они достали кое-какую еду из сумки, которую им дали цыгане, и, перекусив, стали строить планы на будущее.

– Испания – страна богатейших возможностей, – говорил Рикардо. – Или она будет такой, когда наступит мир. У меня десятки разных идей. У нас будет свое собственное дело. Мы купим прекрасный дом и будем воспитывать красивых сыновей.

– И прелестных дочерей.

– И прелестных дочерей, – улыбнулся он. – Я никогда не думал, что могу быть так счастлив. – Я тоже, Рикардо.

– Через два дня мы доберемся до Логроньо и встретимся с остальными, сказал Рикардо, взяв ее за руку. – Мы скажем им, что ты не вернешься в монастырь.

– Интересно, как они к этому отнесутся. – И она рассмеялась. -Впрочем, мне все равно. Господь понимает. Я люблю свою монастырскую жизнь, – тихо сказала она, – но…

Прильнув к нему, она поцеловала его.

– Мне еще нужно во многом разобраться, чтобы получше узнать тебя, сказал Рикардо.

– Я не понимаю, о чем ты? – с недоумением спросила она.

– Те годы, что ты провела в монастыре в отрыве от мира… Скажи мне, милая, тебе не жалко, что ты потеряла столько лет?

Как ей было объяснить ему?

– Рикардо, я ничего не потеряла. Неужели мне действительно есть о чем жалеть?

Он думал обо всем этом и не знал, с чего начать. Он понимал, что события, казавшиеся ему столь важными, ничего не значили для монахинь. Что могли значить для них войны, вроде арабо-израильского конфликта, берлинская стена, убийства политических лидеров, таких, как Джон Кеннеди и его брат Роберт Кеннеди, убийство Мартина Лютера Кинга – выдающегося негритянского лидера мирного движения за равноправие негров, голод, наводнения, землетрясения, забастовки и демонстрации протеста против жестокости по отношению к человеку?