– И ты его на зафтрак ешь!

(Молодец, Ферсандр!)

– Ах, сучата!

– Бей!

Ну, наконец! Я кричу «Кабан!», Ферсандр вопит «Спарты!», Сфенел, ясное дело, «Уноси тепленького!»

Боевые кличи отцов и дедов. Их надо орать из всех сил, до хрипа, до боли в ушах.

Кабан! Кабан! Кабан!!!

Когда по праздникам папа и дядя Полиник выпьют (дядя Полиник целую чашу, а папа – чуть-чуть), то всегда вспоминают одно и то же. Давным-давно, целых восемь лет назад, они оба приехали сюда, в Аргос. Ворота Лариссы, нашего акрополя, оказались заперты, а в калитку мог пройти только один. Там они и столкнулись. Тогда папа выхватил меч...

...Мелюзгу – в стороны. Их много, но дерутся не лучше девчонок. Разве что вопить горазды. И кусаться...

Вот тебе! Вот!

С ними просто. Сфенел – тараном – в центре. Я – справа, Ферсандр – слева. И – молоти от души!

Кабан!!!

...Папа тогда тоже кричал «Кабан!» На нем был шлем с кабаньей головой – старый, еще прадедушки Портаона. Сейчас этот шлем в оружейной лежит, на самом видном месте. А папа носит другой, с тремя гребнями и с дырками для глаз.

Эге, эти покрепче! Спина к спине – ученые. Да только спина к спине – это для обороны, а в бою надо наступать, наступать!.. И бить, бить, бить! Потом можно посчитать синяки, подергать шатающийся зуб...

Кабан!!!

...А у дяди Полиника на плечах была львиная шкура. (Как у моего дяди Геракла. Я, правда, не видел, но все говорят – большая шкура.) Вот потом и стали рассказывать, что возле ворот подрались Кабан со Львом. А дедушка Адраст решил их помирить и отдать за них своих дочек. Говорят, оракул велел.

А мой папа все равно победил бы дядю Полиника!

Ступени! Мы уже на ступенях. Мы победили!..

– Ну, а со мной, этолийский ублюдок?

Толчок в грудь. Амфилох щериться, скалится щербатым ртом. (Говорят, ему передний зуб дядя Эгиалей выбил. Дядя Эгиалей молодец!).

Останавливаюсь – на миг, всего на один миг. Амфилох не должен драться, он взрослый. Он может драться, если бы с нами тоже были взрослые, хотя бы один.

– Что, хитон намочил? Ну, ударь меня, Диомедик, ударь! Ударь, Собака этолийская!

Дурная Собака – это обидно. А этолийская – еще хуже. За такое полагается обижаться. Обижаться – и морду бить!

Меня тянут за руку. Сфенел? Да, это он. Капанид помнит правило: взрослый не может тронуть маленького. Не может – если тот не начнет первый. А вот тогда...

Смех – презрительный, обидный. Алкмеон смотрит прямо на меня, дергает губой своей заячьей (во, урод!), рука подбрасывает меч...

Р-раз!

– Плюнь на этого засранца, брат! Что он, что его отец!..

Чернота плещет в глаза. Они... Они не смеют говорить о папе!

Амфилох тоже смеется – еще гаже, еще обидней. Смеется, щерится.

– Эти этолийские недоноски только коз могут портить! Что, Диомедик, твой папочка, небось, всех козлов в Калидоне разом заменял? Потому и мамочка твоя не выдержала – сдохла?

Мама!!!

...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.

Тихо-тихо.

Тихо...

Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...

Плещет, плещет...