— Да что вы говорите? Вы можете привести пример образумившегося наркомана, который принес обществу пользу? — насмешливо поинтересовался Павел Георгиевич.
— Михаил Булгаков, Зигмунд Фрейд, — начал перечислять юноша, но ректор не дал ему продолжить.
— Булгаков был личностью творческой, следовательно, полезность его весьма относительна. А доктор Фрейд оказался достаточно сильным и здравомыслящим человеком, чтобы самостоятельно и без чьей-либо помощи избавиться от зависимости. Вы поймите меня правильно, Станислав Вениаминович: я не отрицаю возможность того, что наркоман излечится, я только считаю помощь им ненужным и даже вредным альтруизмом. Тот, кто достоин жить — выживет и без помощи. А прочим туда и дорога.
— Павел Георгиевич, мы поняли вашу точку зрения. А теперь, если вы не против, комиссия вернется к слушанию защиты доклада, — сухо и зло проговорила сидящая справа от Витценко высокая седоволосая дама, Галина Викторовна Артемьева, декан факультета психологии.
— Да-да, конечно, — ректор вежливо улыбнулся, и покинул зал.
— Станислав, прошу вас, продолжайте, — ободрительно кивнула Галина Викторовна Стасу.
Он заметил, что ее взгляд, направленный в спину ректора, был полон ненависти и презрения.
Кое-как закончив защиту, Ветровский почти пулей вылетел из аудитории. Ярость кипела в горле, жгла грудь, хотелось кого-нибудь убить. Витценко даже не подозревал, что только что нажил себе еще одного смертельного врага. Вот только этот враг предпочитал играть по своим правилам!
— Подождите, господин ректор, мы с вами еще поговорим о наркоманах, вредном альтруизме и достойности! — шипел он сквозь зубы.
А вот Вениамин Андреевич стасовского гнева не оценил.
— Объективно говоря, Павел Георгиевич прав, — задумчиво проговорил инженер, устроившись в кресле со своей любимой кружкой чая. — Наркоман, действительно желающий избавиться от зависимости, сможет сделать это и без помощи психолога, а прочие, кто раз за разом «бросает» на месяц, а потом вновь срывается — это люди несчастные, но совершенно никчемные. Им не помочь, они сами не хотят принимать помощь.
Во время этого разговора Стас впервые за семь месяцев знакомства ухитрился разругаться с приемным отцом.
По лицу почти любого абитуриента, подходившего на следующее утро к главному корпусу Высшего Института Петербурга, можно было понять, идет ли он на экзамен или же узнавать результаты. Первые были сосредоточены и задумчивы, кто-то на ходу листал учебник на экране мобила, кто-то читал бумажную книгу, кто-то торопливо проверял шпаргалки. Вторые, в свою очередь, делились на две подгруппы — одни спешили к корпусу, как на отбывающий через минуту поезд, другие нарочно тянули, шли медленно, но как и первые, прибыли к открытию. Были и исключения, но весьма немногочисленные.
К одному из таких исключений принадлежал Олег. Он не торопился, но и не медлил — спокойно шел вперед, обгоняя одних и пропуская вперед других. Он был уверен в результате. Он — лучший.
Стас замер перед экраном, на который выводились результаты экзаменов. В голове шумело, разум отказывался воспринимать увиденное.