Усилием воли Стас заткнул внутренний голос — что не помешало ему целиком и полностью со всем сказанным согласиться.

— Прости, я не знал…

— А если бы и знал? Это же ничего не изменило бы. В конце концов, это мои проблемы, не твои, — пожал плечами Андрей.

В первый момент Стас едва не обиделся. А потом внезапно понял — парень совсем не хотел его обидеть, больше того — он даже не допускал мысли, что кому-то подобные слова могут показаться обидными. И правильно, в общем-то, делал — это было логично и понятно каждому. Беда любого человека — это беда только этого человека и тех, кто из-за этой беды как-либо страдает. Никого другого это не касается и не должно волновать. С чего вдруг кому-то должно быть дело до того, что Андрей ест в лучшем случае один раз в день, носит одни и те же джинсы уже третий год и даже не мечтает о собственном гравицикле, новом мобиле и прочих молодежных радостях? Это только его проблемы, и ничьи больше.

«Но это неправильно!!!»

— Андрей, ты это… правда, извини. Слушай, мне тут за всю эту историю премию дали… ну, типа за защиту компании и все такое, — пробормотал Стас, не глядя в глаза собеседнику. — И знаешь… у меня же есть деньги, немного, но есть… в общем, вот, возьми. Ты не обижайся, что я такой черствый кретин. Я и правда не знал, — он выскреб из кармана всю наличность: двести евро, полученные от Виктора Михайловича и отложенные на продукты чуть ранее триста евро, и сунул в руку Андрея.

Тот вспыхнул.

— Стас, я не знаю, когда смогу отдать…

— Не надо отдавать. Это не в долг.

Парень покраснел еще больше, в его взгляде появилась обида.

— Я не попрошайка! И я…

— Я знаю. А это — не милостыня и не подачка. Я просто могу помочь и я хочу помочь. Ты только потом тоже помоги кому-нибудь, если в твоих силах будет помочь. Все, удачи! — и пока оторопевший Андрей пытался что-то сказать, Стас быстро вскочил в закрывающиеся двери поезда.

Через окно он еще секунд пятнадцать наблюдал за приятелем. Тот неверяще смотрел на деньги в своей руке и на его лице отображалась вся гамма эмоций — от недоверия и подсознательного страха, до неверия, что эти деньги и правда теперь его, что их не нужно будет отдавать, и что ему помогли. Просто так. Не «почему-то» и не с какой-то целью, а просто помогли, потому что была возможность помочь, и была необходимость в помощи.

«А помнит ли еще кто-нибудь в этом мире о том, что существует такое понятие — помощь? Что можно помочь не для того, чтобы извлечь из этого выгоду?»

Он до цели доберется.

По своей пройдет стезе…

Холодный свет августовской луны дробился на неровные квадраты, проникая сквозь покореженную металлическую решетку на окне, и неровно расцвечивал бледными пятнами скромное убранство маленькой комнаты, почти каморки. Узкая железная кровать у стены, с тощим продавленным матрасом и затертой до дыр простыней, была перекрыта кое-как зашитым покрывалом, на покосившемся комоде в углу виднелись белесые пятна облезшей краски, а под ножку небольшого стола, вся столешница которого была изрезана и разрисована похабными картинками, обитатель сих скромных хором был вынужден подложить несколько картонок — иначе колченогий ветеран качался и скрипел, каждую секунду угрожая развалиться. Самым прочным и новым предметом мебели являлся крепкий ящик, в таких развозят в маркеты товар. Сей ящик использовался в качестве стула и выглядел гораздо аккуратнее и презентабельнее, нежели прочая меблировка.