превратился берег Африки.

А потом – он не мог поступить иначе… Он вынул из машинки последний лист и нацарапал ручкой самое любимое и самое ненавистное для писателя слово:

Распухшая правая рука не желала вставлять пропущенные буквы, но он заставил ее работать. Если он не сможет заставить руку хоть как-то двигаться, то не сможет довести свое дело до конца.

Закончив, он отложил ручку и посмотрел на свою работу. Он испытывал те же чувства, что и всегда, когда заканчивал книгу; как будто он в течение долгих месяцев взбирался на гору и продирался сквозь заросли, выбрался на вершину и увидел заасфальтированное шоссе, а на нем – за хорошее поведение – несколько заправочных станций и кегельбанов.

И все же приятно заканчивать – заканчивать всегда приятно. Приятно создавать, вызывать кого-то к жизни. Не отдавая себе отчета, он понимал, что его работа требует смелости, что он обязан творить никогда не существовавших людей, заставлять их совершать поступки и вдыхать в них призрачную жизнь. Он понял – понял наконец, – что это довольно глупый трюк, но единственный подвластный ему, и хотя он проделывал его порой неловко, всегда при этом его переполняла любовь. Он тронул кончиками пальцев рукопись и улыбнулся.

Его левая рука оставила толстую пачку бумаги и подползла к единственной сигарете «Мальборо», оставленной на подоконнике. Рядом с ней – керамическая пепельница, изображающая прогулочный пароход. На пепельнице надпись: СУВЕНИР ИЗ ГАННИБАЛА, ШТАТ МИССУРИ, – ЭТО РОДИНА АМЕРИКАНСКОГО СОЧИНИТЕЛЯ!

В пепельнице лежала упаковка картонных спичек, но спичка там была всего одна – только одну Энни соизволила ему дать. Впрочем, ему достаточно одной.

Он слышал, как она расхаживает наверху. И это хорошо. У него есть время на кое-какие приготовления, а если она вздумает спуститься раньше времени, он услышит и будет предупрежден.

Энни, пришло время для настоящей шутки. Посмотрим, смогу ли я. Давай посмотрим – я могу?

Он наклонился, не обращая внимания на боль в ногах, и отодвинул кусок плинтуса.

Через пять минут он позвал ее; на лестнице зазвучали тяжелые, какие-то неуклюжие шаги. Он считал, что его охватит паника, когда дойдет до ее прихода в комнату, но оказалось, что он совершенно спокоен. Тем лучше. В комнате пахло горючей жидкостью, которая капала на пол с доски, лежащей на ручках инвалидного кресла.

– Пол, ты в самом деле закончил? – крикнула она из коридора.

Пол взглянул на внушительную стопу бумаги, лежащую на доске рядом с мерзким «Ройалом». Бумага уже пропиталась горючей жидкостью.

– Ну, Энни, – крикнул он в ответ, – я сделал все, что мог!

– Ух ты! Грандиозно! Я не могу поверить! Я столько ждала! Подожди минутку! Я принесу шампанское!

– Хорошо!

Она шагнула на линолеум в кухне. Пол знал, когда и как скрипнет дверца холодильника. Вот она скрипнула. Все эти звуки я слышу в последний раз, подумал он и почувствовал, что сейчас свершится чудо, и все его спокойствие разлетелось вдребезги, как яичная скорлупа. А под скорлупой был страх… и что-то еще. Наверное, исчезающий вдали берег Африки.