– Возьми, Пол.
Он молча взял пепельницу.
– Скрепки подберу потом, – сказала Энни, как будто он уже был готов задать ей вопрос о скрепках. Он же подумал, не стоит ли опустить тяжелую глиняную пепельницу ей на голову, проломить череп и выпустить наружу болезнетворный вирус, поразивший ее мозг.
Следующая его мысль была о том, что будет с ним – что с ним может произойти, – если он не убьет, а только оглушит ее, и он трясущейся рукой поставил пепельницу на прежнее место.
Энни смотрела на него:
– Тебе известно, что его убила не я.
– Энни…
– Его убил ты. Если бы ты держал рот на замке, я спровадила бы его. Сейчас он был бы жив, и мне не пришлось бы убирать всю эту грязь.
– Да, – сказал Пол, – он бы уехал, а что бы было со мной, а, Энни?
Она вытянула из погреба резиновый шланг и намотала его на руку.
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Нет, Энни, знаешь. – Он был настолько потрясен, что тоже смог говорить безмятежным тоном. – У него была моя фотография. Сейчас она, по-моему, у тебя в кармане?
– Не задавай мне вопросов, и я не стану тебе врать.
Слева от окна Пола находился водопроводный кран, и Энни начала тянуть туда шланг.
– Раз сюда явился полицейский штата с моей фотографией, значит, кто-то обнаружил мою машину. Мы ведь с тобой знали, что кто-нибудь ее найдет. Это в романе машину могло смыть – думаю, я сумел бы сделать исчезновение машины правдоподобным, – но в жизни так не бывает. Только мы с тобой все время себя обманывали. Ты, Энни, – ради моей книги, я – чтобы сохранить жизнь, хоть она и стала убогой в последнее время.
– Не знаю, о чем ты толкуешь. – Она повернула вентиль. – Знаю только, что ты швырнул пепельницу в окно и убил бедного мальчика. Ты видел, что случилось с ним, поэтому, надеюсь, можешь представить себе, что может случиться с тобой. – Она улыбнулась. В ее улыбке сквозило безумие, но Пол заметил в ней кое-что еще, по-настоящему пугающее. Он увидел осознанное зло, дьявола, прячущегося в ее глазах.
– Сука, – проговорил он.
– Сумасшедшая сука, ты хочешь сказать? – Она все еще улыбалась.
– Ну да, ты сумасшедшая, – согласился он.
– Ладно, об этом нам с тобой придется поговорить. Когда у меня будет время. Нам нужно многое обсудить. Но сейчас, как ты сам видишь, я занята.
Энни развернула шланг. Почти полчаса она смывала кровь с косилки, с дорожки, с газона; капельки воды отливали радугой в солнечном свете.
Затем она прошла мимо окна к крану и выключила воду. Было еще светло, но тень Энни удлинилась. Было около шести часов вечера.
Энни открутила шланг от крана, открыла крышку погреба, опустила туда зеленую резиновую кишку, закрыла крышку, заперла ее на засов и отступила назад, осматривая мокрый асфальт подъездной дороги и траву, на которой словно неожиданно выступила обильная роса.
Энни вернулась к газонокосилке, забралась на водительское место, включила мотор и повела косилку к дому. Пол чуть заметно улыбнулся. Ей везет как дьяволу, и в критические моменты она делается умна как дьявол – почти как дьявол. Почти – вот ключевое слово. В Боулдере она допустила промах, и ей удалось вывернуться в основном благодаря везению. Теперь она допустила еще один промах. Пол видел это. Она смыла брызги крови с косилки, но не вымыла лезвие внизу, и не только лезвие, но и весь режущий механизм. Возможно, впоследствии она вспомнит об этом, но вряд ли. Некоторые обстоятельства имеют свойство мгновенно испаряться из памяти Энни. Полу пришло в голову, что разум Энни имеет немало общего с ее газонокосилкой. Видимая часть как будто в порядке. Но если посмотреть под другим углом, можно увидеть острое смертоносное лезвие.