На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм.
Побежденная Россия пытается простить победившую Чечню. Но Чечня еще не признала Россию.
Всю жизнь берег себя для чего-то большого. Дожил до обширного инфаркта.
Горилка — украинская водка, произведенная в Африке.
Велика Россия, а отступать некому. Армии нет.
Начальный этап восхождения вице-премьера к власти был усыпан цветами. Он ими торговал.
Хамовластие.
Испытанный русский путь — через пень-колоду.
«...у нас своя голова за плечами...» — приписывается премьеру.
Старая гвардия не побежит. Она едва переставляет ноги. И не повернется спиной к противнику — штаны дырявые.
Новый тип экономики — пикирующая.
В стране всеобщего безверия верховодит дьявол.
Вольтеров в России нет. Мы никогда не признаем за оппонентами права на честные заблуждения.
Любите книгу — кладбище мыслей.
Кащей бесцельный.
Русские гордятся своими недостатками и не понимают, почему иностранцы не разделяют этой гордости.
Минус это плюс после встречи с Налоговой службой.
Жгучее равнодушие.
Самое острое орудие лжи — правда.
Реформаторы — чужеземный топор в русском тесте.
Будущего не боится только тот, кто не ведает прошлого.
Секрет популярности КГБ у демократов в том, что человек склонен создавать врага по своему образу и подобию.
«...И ЖИЗНИ МЕЛОЧНЫЕ СНЫ»
ГЕНЕРАЛУ HE СПАЛОСЬ...
Генералу не спалось. Переехал он сюда, в данный домик, именно для того, чтобы отдыхать от городского шума, дышать терпким осенним воздухом, глядеть по утрам, если будет погода, на солнце, поднимающееся из-за леса. С погодой не везло. Который уже день шел, без просвета и без передышки, унылый холодный дождь. Прямо от крыльца до забора простиралась лужа, уходившая другим краем к дороге. Лужу пересекала редкая цепочка кирпичей да длиннющая толстая доска. В темноте не было видно ни лужи, ни кирпичей, ни доски, ни забора, да Генерал и не собирался выглядывать в окно. Просто этот кусок огородного ландшафта стоял перед глазами и напоминал, что завтра вот так же будет дождь и вместо неба над домом зависнет серая хмарь, лужа станет еще шире, а доска поплывет и развернется у берега, как брошенный плот.
Струйки воды, срывающиеся с крыши, постукивали по подоконнику, в темноте что-то постанывало, тихонько-тихонько и жалобно. То ли домовой никак не мог найти себе места и жаловался на жизнь, то ли ветер забивался в щель между досками, то ли поскуливал у двери приблудный щенок. В пустом поселке попадались такие бедолаги — тощие, вечно голодные и пугливые. Еще под вечер, в сумерках, Генералу показалось, что из-за куста у дороги появилась робкая маленькая тень, двинулась было к дому, но когда он легонько свистнул и похлопал себя по колену — к ноге, мол! — тень исчезла.
И вот теперь что-то постанывало, поскуливало, подвывало в сырой непроглядной тьме.
Сон не шел, и не было ни одной мысли, перед глазами стояла лужа, цепочка покрытых водой кирпичей и грязная доска. Генерал поневоле прислушивался к темноте, к скулящей тихонькой жалобе, к жестяному постукиванию капель. Слышалось еще какое-то царапанье.