– Я оставляю тебе жизнь,– ответил Ромис ритуальной фразой, вложил шпагу в ножны и заявил свое условие: – Положенные мне по праву победителя трофеи хочу получить здесь и сейчас.

Леокарт побледнел от унижения, отцепил от пояса кошель и бросил на землю, освободил пальцы от перстней и снял кулон с крупным изумрудом на прочной золотой цепочке. Если перстни он даже немного равнодушно бросил на землю, то с кулоном явно не хотел расставаться. Его руки дрожали, когда он аккуратно и благоговейно положил его поверх кошелька. Настала очередь оружия. Леокарт начал расстегивать пояс, когда снова вмешался барон и предложил Ромису:

– Сэр, я, барон Тафка, хочу предложить тебе за все имущество этого,– он кивнул в сторону сына,– недостойного мальчишки... семьдесят «драконов».

Я не торговец, но, по моим прикидкам, если продавать, можно выручить «ящерок» сорок за все про все. Значит, оружие – вероятно, фамильное – и кулон имеют для барона особую ценность, раз он предлагает заплатить почти вдвое больше.

Ромис согласился, и барон тут же отсчитал ему всю сумму. Кроме того, в кошельке, доставшемся победителю, также оказалось четырнадцать «ящерок», три «воробья» и около семнадцати «косточек».

Мой улов был пожиже, всего пять «ящерок». Около двух в сумме было в кошельках дружков Леокарта, и еще три мне предложил барахольщик, тут как тут нарисовавшийся возле нас, стоило только закончиться схватке. Сначала-то он предлагал одну «ящерку», но после небольшого торга я убедил его, в том числе и с помощью моей фирменной улыбки, что смогу продать все за пять, но, так и быть, отдам столь уважаемому человеку за четыре. В результате сошлись на трех. Похороны павших – за счет торговца.

Довольный сделкой, я увидел, как барон с сыном шепотом о чем-то яростно спорят. Войдя снова в транс и навострив уши, я стал молчаливым и незаметным участником разговора.

– …покарать голытьбу! Отец, ты не можешь оставить все как есть! Пострадает наша честь,– бледный, как моль, но горячий, как кипяток, распинался Леокарт.

– Честь наша уже пострадала, когда ты собрался драться с этим Ромисом не один на один, а вместе с дружками,– столь же яростно шипел на него барон.– Ты не понимаешь своей тупой башкой, что вне зависимости от исхода поединка каждый ничтожный смерд тыкал бы в нас пальцем: «Они боятся выйти один на один против нищего дворянчика и зовут на помощь не меньше двух друзей»?! Не понимаешь?!

– Но они и не должны были вмешиваться!

– А кто об этом знает? А?! Ты понимаешь, что я едва успел?! Стражник прибежал весь в мыле предупредить, что мой сын выходит в круг против барса...

– Кого? – ахнул Леокарт.– Этот дворянчик – барс?!

– Нет, не он, дружок его.

– Эта образ...– Барон заткнул сыну рот и зашипел целым клубком гадюк:

– Тиш-ше! Если он услышит и вызовет тебя на поединок, я ничего не смогу сделать.

– Отец! Да пусть он хоть помесь тигра со львом! Ты же здесь владыка. Одно твое слово, и...

– Да,– мрачно и устало сказал барон,– одно мое слово, и набегут королевские дознаватели, всех подряд посадят под обруч правды и докопаются до истины. Ты в лучшем случае лишишься дворянства и станешь беднее последнего нищего, а мне так легко не отделаться.