— Нет, спать я не желаю, — упрямо мотнул головой Румянцев. — Собирайся, куда-нибудь поедем. У меня такое настроение, что я должен сегодня либо напиться до чертиков, либо кого-нибудь проткнуть шпагой.

— Что ж, кутить так кутить! — стал одеваться приятель.

Из Швеции Александр Иванович Румянцев вернулся спустя шесть недель после доставки императрице сообщения о заключении мира. Дорога была длинной, тряской и утомительной. Он чувствовал себя усталым, снедаемый смутным предчувствием чего-то недоброго, ожидавшего его дома. «Это все старость, проклятая старость!.. — отгонял грустные мысли Румянцев. — Старость и мнительность что родные сестры».

Александру Ивановичу шел седьмой десяток. Много познал он на своем веку — и плохого и хорошего. Воспоминания о хорошем обычно увязывались с личностью Петра I. Именно благодаря ему, великому государю, обрел он, сын обедневшего дворянина, знатное положение. Денщик его величества, офицер по особым поручениям, крупный дипломат — такой карьеры удостаивался далеко не каждый.

Что и говорить, великий государь его ценил, уважал, и он, Румянцев, государево уважение оправдывал усердием своим, верной службой отечеству. Не было такого случая, чтобы он не справился с каким-либо заданием. Взять хотя бы дело царевича Алексея[4]. Когда царевич скрылся за границей, государь приказал ему, Румянцеву, и графу Толстому найти его тайное убежище и вернуть домой. Трудное задание, а все ж было выполнено. А сколько важных поручений приходилось исполнять ему при сношениях с другими государствами! Не измерить изъезженных дорог, не вспомнить городов, в которых бывал по службе.

В 1724 году Петр Первый назначил его чрезвычайным посланником в Оттоманскую империю. Из Константинополя он смог вернуться только через шесть лет.

Со слезами радости встретила его истосковавшаяся супруга Мария Андреевна. Столько лет жить порознь, и вот наконец-то сбылась надежда: судьбе стало угодно, чтобы они вновь были вместе. Несказанно доволен был и сам Румянцев. Однако радость встречи омрачилась невеселыми переменами, происшедшими за эти шесть лет. Не было в живых Петра Великого, скончалась его преемница Екатерина, умер скоропостижно несовершеннолетний Петр Второй. На троне восседала Анна Ивановна, дочь царя Ивана Алексеевича, вдова Курляндского герцога, приглашенная на русский престол Верховным тайным советом[5].

Среди приближенных новой императрицы Румянцев не нашел старых друзей: кто умер, кто в отставке, а кто в изгнании… Двор был полон иностранцами. Остерман, Бирон, Левенвольд, Миних… Именно они, эти люди с нерусскими фамилиями, решали судьбы России.

Москва была наводнена слухами. Говорили, будто бы Долгорукие и Голицыны затевали заговор против новой императрицы, собирались сами управлять государством. Румянцеву, человеку опытному, искушенному в государственных делах, нетрудно было разобраться, где правда, а где ложь. Свергать императрицу никто, конечно, не собирался. Верховный тайный совет, где решающее слово было за Долгорукими и Голицыными, хотел только ограничить ее власть. Анна Ивановна была приглашена на трон на определенных условиях, или «Кондициях», как их тогда называли, написанных рукою князя Дмитрия Михайловича Голицына, перед умом и начитанностью которого преклонялись все «верховники».