Позднейшие исследователи найдут его теоретические положения недостаточными. Путано, скажут они, говорится о "комическом романе" - почему он комический, если в нем не одно "смешное", но есть и "все самое высокое", что составляет принадлежность "серьезного романа"? Ученые, похоже, не учитывают, что, оперируя классицистической терминологией (другой в его распоряжении не было), Филдинг разумел под "комическим" сугубо человеческое, земное, обыденное, то есть, скажем мы сегодня, ратовал за демократическое содержание искусства, о чем сообщил языком привычной ему поэтики: "...комический роман... выводит особ низших званий и, следовательно, описывает более низменные нравы". Находили неубедительными и рассуждения Филдинга об "истории" и "поэзии", когда, следуя логике Аристотеля ("поэзия философичнее и серьезнее истории: поэзия говорит более об общем, история - о единичном"), он ставил "историю" Дон Кихота (здесь синоним "биографии") выше "Истории" испанца Марианы. У Филдинга простая и верная мысль: художественная типизация скажет о человеке больше, чем абсолютный исторический факт, поглощающий человека. Филдинг безусловно рассуждал как реалист, давая типическую характеристику миссис Тау-Вауз: "...если когда-либо крайняя буйность нрава, жадность и бесчувствие к человеческому горю, приправленные некоторой долей лицемерия, соединялось в женском облике, - этой женщиной была миссис Тау-Вауз". Вообще же к истории Филдинг питал настороженно-недоверчивое чувство, его творческие помыслы лежали всецело в современности.
Выискивая недостатки в теоретических соображениях Филдинга, ученые педанты забывают (может быть, умышленно), что перед ними не профессиональный эстетик, а писатель, который к своим заключениям идет от собственной практики. Реалистический роман Филдинга не мог не быть комическим, поскольку комическим по преимуществу было его дарование. У Филдинга был пародический, пересмешнический склад ума (он подлинно сын своего века) - отсюда его тяготение к откровенному бурлеску, и не только в драматургии, где он, по собственному признанию, "стяжал... некоторый успех", но и в прозе. Образцовой пародиейбурлеском была его "Шамела", где пародирование было выдержано на всех уровнях (жанр, стиль, сюжетные коллизии и мотивы поведения и т. д.).
В происхождении романа "Джозеф Эндрус" обычно видят литературный казус: начавшись как пародия на "Памелу", он с появлением пастора Адамса перерос первоначальный замысел и стал "комическим романом". Эта точка зрения требует уточнений. Я бы не стал преувеличивать пародийных намерений Филдинга в связи с романом Ричардсона, тем более что Филдинг на титуле книги так объявил свое творческое намерение: "Написано в подражание манере Сервантеса, автора Дон Кихота". "Дон Кихот" - тот действительно начинался как пародия на рыцарские романы, но после второго выезда героя он перерос пародийный замысел и стал автономным эпическим произведением, имея в качестве первоисточника саму деятельную жизнь. У Сервантеса, таким образом, две "манеры" - какой же подражал Филдинг? Очевидно, не пародической, поскольку в этом искусстве ему не было нужды подражать кому бы то ни было. Филдинг "подражал" (все-таки правильнее закавычить это слово - хотя бы из цитатных соображений) Сервантесу-эпику, заимствуя у него даже аргументы в пользу правомочности жанра: "...произведения эпические с таким же успехом можно писать в прозе, как и в стихах" (Сервантес), "эпос... возможен и в стихах и в прозе" (Филдинг). И если Сервантес с законной гордостью говорил: "Для меня одного родился Дон Кихот, как и я - для него", то так же ясно осознавал новаторское значение своего предприятия и Филдинг: "...литература того рода, в котором до сей поры никто еще, насколько я помню, не пытался писать на нашем языке".