Она замолчала.
— Вы подумали? — немного погодя спросила она.
Они кивнули, и Лидия с довольным видом улыбнулась.
— Каспер, поди сюда, — сдавленным голосом велела она.
Беньямин попытался подняться. Он изо всех сил старался не скривиться от боли, но Лидия все-таки спросила:
— Рожи мне корчишь?
— Нет, — прошептал он.
— Мы — семья, мы уважаем друг друга.
— Да, — ответил Беньямин. Слезы подступили к горлу.
Лидия улыбнулась и достала то, что прятала за спиной. Ножницы, грубые портновские ножницы с широкими лезвиями.
— В таком случае тебе нетрудно принять наказание, — спокойно сказала она с непроницаемым лицом и положила ножницы на стол.
— Я же ребенок. — Беньямин покачнулся.
— Стой спокойно, — рявкнула Лидия. — Наказаний никогда не будет достаточно, тебе этого не понять. Я бьюсь, стараюсь изо всех сил, я работаю на износ, чтобы все было как следует. Чтобы вы прилично выглядели. Я хочу настоящую семью.
Беньямин заплакал, опустив лицо, тяжело, хрипло всхлипывая.
— Разве мы не семья? Разве нет?
— Семья, — ответил он. — Мы семья.
— Тогда почему ты так себя ведешь? Прячешься у нас за спинами, предаешь нас и врешь нам, воруешь у нас, оговариваешь нас, вредишь… почему ты так поступаешь со мной? Суешь нос в чужие дела, сплетничаешь и двурушничаешь.
— Не знаю, — прошептал Беньямин. — Простите.
Лидия взяла ножницы. Теперь она тяжело дышала, лицо покрылось потом. По щекам и шее пошли красные пятна.
— Ты примешь наказание, и мы обо всем забудем, — легко и деловито сказала она.
Лидия постояла, переводя взгляд с Аннбритт на Марека.
— Аннбритт, поди сюда.
Аннбритт, сидевшая лицом к стене, медленно подошла. Глаза затравленно бегали, узкий подбородок дрожал.
— Отрежь ему нос, — велела Лидия.
Лицо Аннбритт болезненно покраснело. Она посмотрела на Лидию, потом на Беньямина. Помотала головой.
Лидия с силой ударила ее по щеке. Потом схватила за плотную руку и толкнула к Беньямину.
— Каспер совал нос куда не надо, и теперь он его потеряет.
Аннбритт с почти безразличным видом потерла щеку, потом взяла ножницы. Марек подошел и крепко взял Беньямина за голову, повернул его лицо к Аннбритт. Кольца ножниц металлически поблескивали перед мальчиком, он видел испуганное лицо женщины, видел, как у нее подергиваются глаза и рот, как начинают трястись руки.
— Да стриги же! — зарычала Лидия.
Аннбритт стояла с поднятыми ножницами, громко плача.
— У меня заболевание крови, — пискнул Беньямин, — если вы это сделаете, я умру. У меня…
Аннбритт щелкнула лезвиями в воздухе перед ним и уронила ножницы на пол.
— Я не могу, — всхлипнула она. — Так нельзя… У меня руки болят от ножниц, я не могу их удержать.
— Это — семья, — строго-устало произнесла Лидия, тяжело нагибаясь за ножницами. — Ты слушаешься и уважаешь меня, поняла?
— Я же говорю — у меня болят руки! Ножницы слишком большие…
— Замолчи, — оборвала Лидия и сильно ударила ее по губам кольцами ножниц. Аннбритт замычала, отступила, неуверенно прислонилась к стене и прижала руку к окровавленному рту.
— Воскресенья даны для покаяния, — задыхаясь, произнесла Лидия.
— Не надо, — умоляющим голосом сказала Аннбритт. — Пожалуйста… не надо.