— Н-нет, — покачала я головой, задыхаясь от рыданий. — Я ребёнка... ребёнка потеряла. Я больше не беременна...

— О Господи, — вырвалось у моего начальника. — Лина... Линочка. Это... Мне очень-очень жаль. Правда!

— С-спасибо...

— Понимаю, что моё сочувствие вам совершенно не нужно, но мне действительно жаль, — мягко сжал он мою руку. — А я ещё, дурак, про это болтаю! Извините, я же не знал...

— Всё нор-нормально, — выдохнула я. — Вы не виноваты. Это только моя боль. И Марата...

— Да-да, конечно, — поджал он губы и отошёл к графину, чтобы налить воды и принести стакан мне. — Возьмите. Нужно успокоиться. Вы молодая, красивая женщина. Всё у вас ещё будет.

— Спасибо за поддержку, — отозвалась я, принимая стакан из его рук.

— Боль проходит, — сказал Олег, мягко сжав моё плечо. — И это пройдёт. А если вам нужна помощь какая — то обращайтесь. Я помогу.

Я подняла глаза на начальника. А всё же он оказался не таким уж плохим человеком...

— Спасибо, — ответила я. — Простите, что разревелась тут. Просто это пока мне… очень тяжело.

— Я понимаю, — кивнул он. — Вы идите к себе. Успокойтесь, умойтесь, выпейте кофе. И делайте потихоньку то, что я дал вам сегодня. Не торопитесь, завтра придёте в себя и догоните.

— Хорошо, — кивнула я, отдала ему стакан обратно и вышла из кабинета директора.

***

Вечером поехала с детьми к родителям Марата. Его мать не общалась со мной и вообще сторонилась, словно это лично я виновата в том, что Марка объявили в федеральный розыск. Заявление мы на него все же написали. Марат, как и обещал, избавил меня от общения с органами, я только все записала, подписала и отдала бумаги другу-прокурору Сергею, который иногда бывал у нас в гостях. Теперь Марка ищут органы, и ему светит довольно большой срок сразу по нескольким статьям.

Отец Марка при этом относился ко мне вроде бы как прежде, по крайней мере, открытой вражды не выказывал.

И только Ольга Вячеславовна всегда была нам рада искренне.

— Пойдём, милая, чая попьём, — позвала меня она сегодня после того, как ужин кончился, и мы переместились в гостиную, где дети играли с дедушкой.

— Идёмте, — согласилась я и помогла ей подняться и дойти до кухни.

Усадила за стол и сама принялась готовить чай.

— Чёрный, зелёный? — спросила я её.

— Чёрный, милая, чёрный, — вздохнула Ольга. — Давление шалит, мать его... Не молодею ж.

— Все мы не молодеем, — вздохнула я и достала чёрный чай.

Спустя время на столе оказались две дымящиеся чашки с чаем, печенье и сахар. Я села напротив неё и принялась размешивать кубики рафинада в своём чае.

— Когда же ты перестанешь бегать от Марата, девочка? — спросила она вдруг.

Я замерла с ложкой в руке и посмотрела на неё.

— Я не бегаю...

— Бегаешь, — изогнула бровь она. — Прекращайте этот детский сад. Дети страдают. Видят всё. Алиска уже спрашивала у меня, почему папа ушёл из дома. “Он что — больше нас не любит? И маму?”

От её слов сделалось не по себе. Я отставила в сторону чашку и обняла себя руками. Да, дети переживают, я знаю. Но мы же не можем жить в браке только ради них? Должно быть что-то ещё.