Муса набрал номер.

– Владилен Викторович... Как ваше распрекрасное настроение? Не понимаете? Сейчас вам любимый ваш сынок кое-что скажет, может быть, тогда поймете...

И протянул трубку Гоше.

– Папа... – Голос Гоши был тих и неуверен. – Тут какие-то люди... Они наставили на меня пистолеты и увозят куда-то... Я не знаю... Вот... Трубку берут...

– Поняли ситуацию, Владилен Викторович? Прошу оценить нашу вежливость и уважение к вашей персоне... Пока с вашим сыном ничего не случилось. Но случиться может... О каких суммах вы говорите? Никакого выкупа. Нет... Просто вам следует быть более сговорчивым в некоторых вопросах... И Гоша к вам вернется целым и невредимым. Просто свежим воздухом подышит и вернется... К вам обратятся, и вы поможете... Что касается возможного обращения к ментам, то сами понимаете, чем это может вам грозить. И вам, и вашему сыну. Я вас понимаю... Нет, с мамой Гоша говорить не желает. Как настоящий мужчина, он о делах разговаривает только с отцом... Все... Прекратили прения. Завтра вас навестят, и вы сделаете все, что положено. Сразу после оформления документов Гоша поедет в Москву. Я прощаюсь, Владилен Викторович...

Муса отключился от разговора и сразу стал набирать номер Руслана.

Тот не отвечал долго. Должно быть, трубка была под одеждой. Наконец ответил:

– Слушаю...

– Руслан... Папа созрел, мне кажется... Можешь сам позвонить ему и напомнить.

– Сильно напуган?

– Пока только слегка. Он еще не осознал всего. Когда осознает, тогда и испугается.

– Вот тогда и буду звонить...

Анатолий уже знал, что когда на голове мешок, время меняет свою скорость. Его в село привозили с мешком на голове, чтобы не знал, куда едут, чтобы ни один дорожный указатель на глаза не попался. Потом с мешком же возили на работу, а вечером назад отвозили. И сейчас то же самое.

Но это, когда едешь... Когда стоишь, время опять иначе течет. Может быть, еще медленнее. Ему показалось, что прошло уже несколько часов с тех пор, как Ваха рассказал о звонке к матери. По крайней мере, так думать позволял и спокойный храп самого Вахи, раздающийся с водительского сиденья. И неизвестно было, сколько предстоит так вот в темноте сидеть. Это изматывало больше, чем обычное и уже привычное проживание в сыром подвале. Даже заснуть с мешком на голове было проблематично. Анатолий пытался, но не получилось. Но Ваха наконец-то проснулся и сказал:

– Час прошел. Минут через десять можем возвращаться...

– Лучше переждать, – посоветовал старший из младших братьев, который русским языком более-менее владел. – Когда еще все дворы обойдут.

– Уже обошли, – сказал Ваха.

Оставшиеся десять минут тянулись кошмарно долго. Благодаря мешку на голове время опять пошло совсем не так, как идет привычно, и Анатолию подумалось, что Ваха прислушался к совету младшего брата. Но Ваха, оказалось, остался при своем мнении:

– Все... Десять минут прошло. Едем.

Двигатель опять тяжело заурчал, работая на низких оборотах, машина, судя по маневрам, разворачивалась. Анатолий так и не понял, почему Ваха с братом разговаривают не привычно по-чеченски, а по-русски. Это походило на приглашение к разговору его, пленника. И потому он решился задать вопрос. Вахе можно было задавать вопросы. Это его братья от каждого вопроса приходили в тупую ярость.