Эми быстро отбарабанила свое приветствие с напряженным личиком и передала мне тяжелую охапку цветов. Вульгарно яркие – розы, сладкий горошек, хризантемы, – смешивали ароматы в одуряющий коктейль. Взяв букет, я слабо пожала холодную ладонь, которую протянула мне Эми. Она запнулась, но тут же в ожидании похвалы взрослых изобразила волнение на лице. Раздались жидкие хлопки. Взрослые тоже растерялись – видно, поняли, что делают что-то не то. Тем более что мать, удивленная таким приемом, решила положить конец всей этой суете:
– Спасибо за встречу, но теперь оставьте нас в покое. Нам хочется побыть одним.
Председатель районного собрания попытался мягко оправдаться перед матерью – та уже начала выходить из себя:
– Мы хорошо понимаем ваше состояние, но разве мы все не помогали в поисках вашей дочери? Теперь она нашлась, мы успокоились и просто хотели посмотреть на Кэйко.
– Моя дочь не экспонат, чтобы ее рассматривать, – пронзительно воскликнула мать и резко махнула рукой на отца, который пытался ее утихомирить. – Ребенка только-только выписали. Правда же, сэнсэй?
Директор школы, к которому она обратилась за поддержкой, растерянно посмотрел на нашу классную. Та, обнимая Эми за плечи, с виноватым видом опустила глаза и начала извиняться, уступая маминому напору:
– Сэнсэй то же самое сказал. Мы понимаем, каково сейчас Кэйко.
– Вот-вот. Кэйко-тян устала, наверное.
– Все! На этом церемонию заканчиваем. Пусть у Кэйко-тян все будет хорошо. Не надо так волноваться, – увещевал мать председатель муниципального совета, но она и не думала его слушать. Крепко прижала меня к себе, словно хотела защитить от всех, и повернулась к встречающим спиной. Отец начал извиняться перед ними, и они тут же принялись ему сочувствовать:
– Китамура-сан! Вам тоже так досталось! Ужас! Все вас поддерживают.
Мне кажется, под ужасом они имели в виду и жену-истеричку в том числе. Церемонию встречи быстро свернули. Мы поднялись на лифте в общий коридор. Из дверей тут же стали высовываться соседи, которым не терпелось посмотреть на меня. С застывшим лицом я шла по длинному коридору, как на каторжные работы. Шедшая рядом Саванобори шепнула:
– Кэйко-тян! Надо обязательно сходить к Сасаки-сэнсэй.
– Я понимаю, но…
– Что?
– Не хочу к ней.
Саванобори печально посмотрела на меня:
– Но почему? Ты натерпелась гораздо больше, чем думаешь. Не думай, что сама вылечишься.
«Не думай, что сама вылечишься». Эти слова задели меня за живое. Я и не думала сама вылечиваться, просто на меня давило бремя того, что накопилось за все эти месяцы. Груз никуда не исчезнет, если его от себя отодвинуть. Стоит расслабиться – и он тебя раздавит. Что же делать? Свобода, о которой я так мечтала, видела во сне, – вещь куда более сложная. Бывают ограничения под именем свободы, а бывает свобода под именем ограничений. Этот факт вносил смятение в мою душу, как бы разрывал меня изнутри. Ведь мне было всего одиннадцать лет.
Случилось невероятное. Я чувствовала, что меня никто не понимает, и тут вспомнила о Кэндзи, которого так ненавидела. Не оставляла мысль: «Кэндзи бы понял». Человек, причинивший мне столько зла. Тот, кто уготовил мне такую судьбу, – единственный, кто может меня спасти. Даже когда все кончилось, связь между нами не оборвалась, а превратилась в бесконечную переплетенную цепочку, вроде ленты Мёбиуса.