Напротив Кэй-стрит Дэвид перешёл через улицу и постучал в дверь одного из домиков. Не дожидаясь ответа, повернул ручку и, пригнувшись, вошёл внутрь. В этой кухне тоже пылал яркий огонь. И Сэмми, в полной боевой готовности, до последнего шнурка на башмаках, стоял в нетерпеливом ожидании посреди кухни, а Энни, его мать, безмолвно смотрела на него, укрываясь в тени очага.

— Ты вовремя готов, Сэмми, мальчик, — весело воскликнул Дэвид. — А я боялся, что придётся вытаскивать тебя из постели.

Сэмми осклабился, причём его синие глаза от восторга превратились в щёлочки. Для своих четырнадцати лет он был не очень высок, но возмещал это избытком темперамента: он весь трепетал от предвкушения великого события — первого дня в шахте.

— Он эту ночь почти не спал от волнения, — сказала Энни, подходя ближе. — И поднял меня с постели вот уже час тому назад.

— У него вид заправского шахтёра, — улыбнулся Дэвид. — Мне прямо-таки повезло, что у меня будет такой подручный, Энни.

— Ты побереги его, Дэви, — шепнула Энни тихонько.

— Ну, мама! — запротестовал Сэмми, краснея.

— Я присмотрю за ним, Энни, не беспокойся, — успокоил её Дэвид.

Он посмотрел на Энни. На её красивом бледном лице играли тёплые отсветы огня, верхняя пуговица блузки была расстёгнута и открывала гладкую стройную шею. В её фигуре, полной напряжения даже в минуты покоя, была и сила и женственность. Лёгкое, беспокойство за Сэмми, наполовину только скрытое, придавало ей удивительное выражение молодости и беспомощности. И вдруг сердце Дэвида дрогнуло нежностью к ней. Какая она мужественная, честная, какая самоотверженная! Вот где подлинное благородство.

— Да, между прочим, Энни, — заметил он, стараясь говорить небрежно, — ты и Сэмми сегодня вечером приглашены к нам. Будет настоящий пир!

Пауза.

— Неужели и меня звали? — спросила она.

Дэвид выразительно кивнул головой, внимательно глядя на неё.

— Это собственные слова моей матери.

Тень грусти исчезла с лица Энни. Глаза опустились. Она явно была глубоко тронута тем, что старая женщина, наконец, признала её.

— Я охотно приду, Дэви, — сказала она.

Сэмми, уже у дверей, сгорал от нетерпения. Он, в виде намёка, повернул ручку двери. И Дэвид, торопливо простившись с Энни, вышел за ним на улицу. Оба зашагали рядом по дороге к руднику. Сначала Дэвид был молчалив, занятый своими мыслями. Выражение глаз Энни, когда она смотрела на своего мальчика, странно воодушевило его. «Мужаться и надеяться, — твердил он себе. — Мужаться и надеяться!».

Они прошли мимо лавки Ремеджа. Когда Дэвид возвращался из «Нептуна» по окончании смены, шторы лавки бывали опущены, дверь открыта, и Ремедж стоял на пороге, как вкопанный, ожидая Дэвида, чтобы насладиться его унижением. Все эти четыре недели Ремедж ежедневно поджидал его, подло ликуя, извлекая весь возможный триумф из зрелища своей победы.

Но вот Дэвид и Сэмми подошли уже ко двору рудника. Они сделали небольшой круг, избегая вагонеток, на которых большими белыми буквами была указана фирма «Моусон и Гоулен». Прошли дальше в медленно двигавшемся потоке рабочих. Над ними маячили в темноте новые копры «Нептуна», выше прежних, царя над городом, гаванью, морем. Дэвид украдкой сбоку посмотрел на Сэмми, на лице которого теперь уже немного потускнело сияние, так как его, видимо, страшила близость великой минуты. И, придвинувшись к мальчику, Дэвид заговорил с ним, стараясь его развлечь.