- Отдыхаем, Сашок? - задали вопрос за спиной. Саша обернулся.
С ведром в руках стоял мальчик-старичок Семеныч и улыбался.
- А ты все трудишься. Апрель, а ты уже по грибы...
- Мои грибы для согрева костей. - Семеныч наклонил полузаполненное ведро с угольной крошкой. - Ты-то при паровом, а мне печь топить надо.
- И пускают к путям?
- Так кто ж к добру пустит? Ох и добра здесь! Туда, - Семеныч махнул рукой на запад, - продовольствие и боеприпасы, оттуда - станки, и мануфактура, и бог знает что! Государственные трофеи. Ты-то трофеев много привез?
- Где уголь берешь? - про трофеи Саша будто и не слышал.
- На выезде, у бункеров. Паровозам крошка ни к чему, а мне как раз.
- И разрешают?
- Разрешают, Саша, разрешают. Допросил? Тогда я пойду.
Он взглянул на Сашу немигающими осторожными насмешливыми глазами. Старичок, как старичок. В стеганке, в жеванной полосатой рубашке, в штанах из чертовой кожи, заправленных в кирзу. Саша ответил пугающим (он это знал) взглядом не то сквозь, не то мимо - и апатично зевнул. Но Семеныч не убоялся и, мягко улыбнувшись, еще раз предопределил свой уход вопросительно:
- Так я пошел?
Он ушел. Саша вздохнул жалобно и раскрыл "Водителей фрегатов". С гравюры на него грозно, совсем как тот путейский часовой, смотрел неистовый искатель Джеймс Кук.
- А ты убивал? - жестоко спросил Сергей.
- Что ты орешь? Приходилось, конечно. На то война. - Саша потянулся к шикарной пачке "Герцеговины Флор", достал длинную папиросу. За обильным и даже изысканным столом - ветчина, икра, рыба, колбасы - сидели Саша, Сергей, Петро, совсем пьяненький Миша и внимательный Алик. Допущенный в мир воинов, он хотел знать все, что было там.
- Три с лишним года ты убивал. И научился это делать. Теперь твоя основная профессия - убивать. До войны что у тебя было? Семь классов? Ремеслуха?
- Я вечернюю десятилетку закончил, - обиженно похвалился Саша.
- Все начато, ничего не кончено и уже все забыто, - настырно вещал Сергей. - Значит, новую жизнь начинать от печки. А годиков тебе много...
- Ему всего двадцать два года, - встрянул в разговор Алик.
- Военные один за пять идут, мальчик. И выходит, что ему сильно за тридцать. И запросы офицерские. От пачки, что вчера была, после коммерческого магазина много ли осталось?
- По аттестату выкупить, - признался Саша.
- Во! А в пачке той - полугодовое капитанское жалованье, которого скоро у тебя не будет. Ты не кадровый. Долечат руку и быстренько демобилизуют. По-хорошему бы - пенсию тебе надо, потому что жизнь свою ты прожил и работу до конца исполнил - на войне.
- Война - не жизнь, - горько возразил Саша.
- Это сейчас по горячке тебе так кажется. Пройдет время, будешь ее вспоминать, как единственное, что было.
- Правда твоя, Серега, - вставил наконец слово Петро. - Я второй год на гражданке, а так тоскую! Что я без тех своих ребят? Перекупщик, спекулянт!
- Вот твоя судьба, Саша! - Сергей безжалостно указал на Петра.
Алик вдруг представил Сашу в руках Инвалидного рынка, полупьяного, развязно зазывающего покупателей к мешку гнилых семечек, и, не скрывая гневной ярости, решительно встал.