Ян посмотрел на Вильяма и подумал про бункер.

Так все и началось: не как разработанный план заманить ребенка в лес, а как случайная мысль, игра воображения. Мысль, которой он ни с кем не делился.

— Здесь рабочая схема посещений клиники, Ян. — Мария-Луиза показала на дверцу холодильника. — Мы обязаны ее придерживаться, изо дня в день и даже из часа в час. Иногда мы оставляем ребенка с родителем, через час приводим другого, а того забираем.

На прикрепленном магнитиком листе стояли имена, даты и точные часы, когда того или иного ребенка следовало отвести в больницу. Магнитик Яну понравился: наивная, но кокетливая коровка с розовым бантиком на шее.

На самом верху Лео: понедельник, 11–12. Потом Матильда: понедельник, 14–15. И наконец, Мира и Тобиас: 15–16.

Пока еще только без четверти девять.

— Мы их провожаем, — продолжила Мария-Луиза, — и встречаем. — Но бывают случаи, когда к нам приходит другой родитель… и тогда они идут вместе.

Ян кивнул. Другой родитель. Она говорит о матери или отце, которые остались на свободе. О тех, кто не сидит за решеткой.

Он уже встречался с ними. Они сидели в раздевалке в ожидании своих детей, которые не жили постоянно в «Полянке». Но кто они — биологические родители? Или приемные? Спрашивать запрещено. Как правило, аккуратно одетые женщины и мужчины, от тридцати и старше. Некоторые наверняка уже на пенсии.

Ян по опыту знал: когда детей оставляют в садике, начинаются слезы и капризы. А родители, как правило, преувеличенно веселы и разговорчивы, пытаются заглушить чувство стыда, что покидают своего ребенка. Но здесь, в «Полянке», если кто и переживает, то скорее взрослые… может, из-за бетонной стены? Тень ее падает на всех.

А дети? Дети застенчивы. Улыбаются, прячутся друг за друга, рассматривают нового человека, стоящего рядом с их фрекен, воспитательницей. В течение многих лет работы в садах Ян привык — детишки всегда любопытны, даже по глазам видно. Если ребенку неинтересно — значит, заболел. В отличие от взрослых, дети не умеют скрывать чувства.

— Жаль, ты… мы здесь все на «ты», ничего? Жаль, ты пропустил нашу пятиминутку, — сказала Мария-Луиза, проведя Яна по всем помещениям.

— А что это за пятиминутка?

— Пятиминутка называется «Хорошее настроение». Мы собираемся каждый понедельник по утрам и рассказываем, кто как себя чувствует. Пятиминутка и пятиминутка… занимает, естественно, минут пятнадцать, — она улыбнулась, — ну, ничего, в следующий понедельник догонишь.

Ян молча кивнул. Ему вовсе не хотелось углубляться в размышления о своем самочувствии.

— Ну что? Хочешь приступить к работе прямо сейчас?

— Конечно. С удовольствием.

— Вот и хорошо. Тогда, мне кажется, лучше начать с чтения.

Она предоставила Яну покопаться в ящике и выбрать книгу. Ян вытащил чуть не с самого дна «Эмиль и супница».[3]

— Почитаем?

Он поставил себе стул у стены и сел. Дети постепенно оставили игрушки и собрались вокруг него. Уселись на маленькие табуреточки и смотрят выжидающе и настороженно. Он их понимал — новый дядька.

— Хорошо… кто помнит, как меня зовут?

Молчание.