Торгни не торопился. Он продолжал улыбаться. Наклонился и вдавил тлеющий конец окурка в шею, где самая тонкая кожа.

Ян зажмурился.

— Больно, конечно, но не это самое худшее, — сказал Ян. — Больно. Как будто тебе в кожу втыкают гвоздь… но это проходит.

— А что самое худшее? — спросила Рами.

— Запах. Запах остается надолго. Запах горелого мяса… твоего собственного.

И сейчас, пока он рассказывал, он опять почувствовал этот запах. Он прилип к ноздрям навсегда.

Он хотел умереть прямо там, в душевой кабине. Наедине с Бандой четырех. Никакой надежды не оставалось.

Сигареты погашены. Красные пятна на коже, как внезапно появившиеся родимые пятна. Мертвый захват, которым они прижимали его к полу, немного ослаб. Руки, наверное, устали.

Скоро, подумал Ян. Скоро они оставят его в покое.

Но тут последовал новый приказ Петера Мальма:

— Бросьте его в сауну.

— Точно, — обрадовался Торгни. — И запрем там.

— Как это — запрем? Там и замка-то нет.

В воздухе повисло разочарование. Какая жалость — нет замка.

— Все равно. Закиньте его в парилку. И пойдем отсюда.

Петеру забава, похоже, надоела.

Но остальные не унимались. Ян отбивался изо всех сил, но что он мог сделать против троих, каждый из которых даже по отдельности был сильнее его… в какой-то момент борьбы его прижали бедром к паху Торгни, и он почувствовал мощную эрекцию. Член торчал, как палка. Наверное, пытки его возбуждают. Палач.

Яна толкнули в парилку. Он сильно ударился спиной о деревянную полку. Дверь захлопнулась.

Наступило молчание.

В сауне горела лампа на стене под потолком. Стойкий запах сигаретного табака.

Он услышал их смех.

— Мы тебя немножко подогреем, Хаугер.

И свет погас. Они выключили свет.

— Мы захватим твою одежду! — Это Торгни.

— И бросим ее в пруд, и все подумают: утонул Хаугер, какая жалость, — добавил Никлас.

Ян не ответил. Он лежал на спине в темноте и выжидал.

Он знал, что Банда четырех пока держит дверь, но скоро они должны уйти. Должно ж им наконец надоесть мучить ничтожного восьмиклашку. Он выжидал.

В красном ящике банного агрегата что-то щелкнуло. Они и в самом деле повернули реостат. Но на какую температуру поставили, он не знал. На пятьдесят градусов? Или еще больше?

Неважно. Скоро они уйдут.

Наконец за дверью все стихло. Он выждал еще немного, прислушался, встал и толкнул дверь.

— Дверь не открылась, — сказал он Рами. — Она должна была открыться, но не открылась. Они заблокировали ее. И я остался запертым в парилке. Агрегат щелкал и щелкал, и с каждой минутой становилось все жарче и жарче.

Внезапно Ян увидел свет уличного фонаря и понял, что вышел на опушку. Лес кончился.

Он уже три четверти часа бегая по лесу, даже спускался к озеру, но Вильяма не было и следа. Его охватила паника, и она с каждой минутой нарастала. Пятилетний малыш не мог далеко уйти, но в каком направлении он побежал? В любом…

Ян уже плохо соображал. Он устал и даже разозлился. Ему то и дело представлялось, что мальчик прячется где-то поблизости и посмеивается над ним.

Почему он убежал из бункера? Что он, не понимал, что там, за бетонными стенами, он в куда большей безопасности, чем ночью в лесу? Полно еды, полно питья, игрушки… и всего-то двое суток! Потом Ян в любом случае вызволил бы его оттуда.