— Что, не нравится? — злорадно спросила жена. — А мне, думаешь, нравится на тебя такого смотреть?

— Но я себя прекрасно чувствую!

— До поры до времени. Я, Ваня, не хочу тебя пережить. Встревожившись, Иван Дмитриевич пристальнее вгляделся в

свое отражение.

— Неужели я так плохо выгляжу?

— Краше в гроб кладут. Я уж молчу, что утром у тебя опять изо рта пахло. Тебе не двадцать лет, пора всерьез подумать о своем желудке.

— Хорошо, но сейчас я должен идти.

Целуя жену, но не вполне понимая, что именно требуется ей в данный момент, Иван Дмитриевич постарался вложить в поцелуй как можно больше самых разнообразных чувств — от признания собственной вины до преклонения перед ее женской мудростью, от сыновней почтительности до желания немедленно обладать ею прямо на обеденном столе.

— Обожди, — растаяв, жарко шепнула она, — я провожу тебя в моей обновке.

Когда через десять минут он спускался по лестнице, а жена стояла над ним на площадке, у перил, вся в розовой пене кружев и бантиков, капотик неожиданно распахнулся, как бы невзначай задетый ее рукой. Под ним не было ничего, кроме обещания скорого блаженства.

В комнаты его не пригласили, вдова сама вышла к нему в переднюю. Это была брюнетка лет под сорок, еще привлекательная, с известного типа фигурой, напоминающей смычковый или щипковый музыкальный инструмент. Стройная талия круто переходила в пышные бедра, которыми она могла бы гордиться, будь ноги подлиннее.

— Поймите же, — сказала вдова, выслушав соболезнования Ивана Дмитриевича и не предлагая ему сесть, — я не в том состоянии, чтобы меня допрашивать. Здесь уже побывал ваш помощник, буду признательна, если вы отложите разговор до завтра.

— Мой помощник?

— Так он мне представился. Забыла фамилию.

— Я никого к вам не посылал. Как он выглядел?

— Молодой человек в очках, довольно интеллигентный, но нахальный. Не успел войти, как начал расспрашивать меня про череп, который он днем углядел в моей комнате через замочную скважину. Я его выгнала.

— Череп? — Иван Дмитриевич сделал вид, будто не понимает, о чем речь. — У вас дома есть череп?

— Да, есть.

— Чей?

— Какого-то монгола, но у меня только нижняя его половина.

— А где верхняя?

— Осталась в Монголии. Там из нее сделали ритуальную чашу, так называемую габалу. Такие чаши используются в буддийских храмах для совершения некоторых магических процедур. Я уже объяснила вашему помощнику, что мой покойный свекор был русским консулом в Урге и привез оттуда этот череп. Он купил его в каком-то монастыре, а позже подарил мне.

— Чудесный подарок для молодой женщины.

— Представьте себе, да. Монголы считают, что если верхняя часть черепа годится для габалы, то нижняя приносит счастье.

— Но вы, кажется, используете ее для того же, для чего они употребляют верхнюю.

— То есть?

— Для магических процедур. От вашей горничной я знаю, что вы занимаетесь гаданиями, а где гадания, там и…

— Я всего лишь гадаю на картах, как все женщины.

— Горничная говорит, что к вам ходят гадать какие-то дамы. Вы берете с них деньги?

— Упаси боже! Это мои приятельницы.

— А в каких отношениях вы или ваш муж состояли с господином Зайцевым Алексеем Афанасьевичем?