Много народу тогда явилось для присяги. Византийцы стояли отдельно, надменные и нарядные в своих пышных хламидах и в золотых обручах на голове. А русичи – кто также в хламидах по ромейской моде, кто в накидках и мехах, в золоте чеканном, в наручах и высоких шлемах, в пышных шапках. Игорю приятно было видеть, что его люди не уступают гостям из самого Царьграда и держатся все с достоинством. А жены и дочери их – нарядные, пригожие, украшены драгоценными камнями и золотом. Иная матрона византийская могла бы позавидовать. Сам же Игорь с княгиней восседали на помосте в богатых креслах, рядом стояли важного вида рынды[130] с позолоченными секирами на плечах.

Один из обученных ромейской грамоте бояр громко зачитывал людям текст договора. Народ слушал, порой кивал согласно, порой усмехался. А когда пришло время, и волхвы выложили перед изваянием Перуна священные мечи и золотые амулеты, люди стали важно подходить к ним, протягивали руки, громко произносили положенные слова. Игорь внимательно наблюдал за принесением присяги. Вот подошел его первый воевода, ярл Ивор, вот приблизились послы от родичей князя Володислава Псковского и Предславы, от Глеба Новгородского поклялись, от его жены, разумницы Сфандры. Потом и Асмунд сурово и важно произнес слова клятвы, Свенельд стал подходить, возмутив послов из Царьграда пурпуром своей богатой накидки. По их ромейским понятиям, в пурпур могли одеваться только базилевсы и их ближайшая родня, а тут какой-то варвар нацепил почти царские одежды. Один из послов даже указал на это князю, однако Игорь, словно не расслышал. Князь был странно бледен, вцепившись руками в резные подлокотники, он подался вперед. Смотрел во все глаза – и сам себе не верил. Ибо там, подле варяга Свенельда, стояла высокая статная женщина, одетая в светлую парчу и в жемчуга. Из-под ее опушенной мехом шапочки с легкой вуалью на грудь спадали длинные черные косы. Она держалась немного за Свенельдом, но по всему было видно – это его боярыня. Но Игорь, словно не мог в это поверить. Смотрел, узнавая... даже дыхание пресеклось.

Рядом оказался верный Асмунд.

– Угомонись, князь. Не Малфрида это. Я сам с ней беседовал, сам расспрашивал. Вроде и похожа на твою чародейку, но не она. – И проворчал в сторону. – Намекал ведь Свенельду, чтобы боярыню свою князю не показывал.

Игорь постарался взять себя в руки. Откинулся на спинку кресла, опустив глаза, глядел то на позолоченные острые носки сапожек, то на крытые сукном ступени возвышения. Заставил себя отвлечься, наблюдая за переминающимся с ноги на ногу княжичем Святославом, стоявшим между креслами отца и матери. Мальчик щурился на солнце, потом потянул в рот палец, стал сосредоточенно сосать. Княжичу явно наскучило торчать тут, однако, едва Ольга, протянув унизанную перстнями руку, вынула ему палец изо рта и шепнула что-то негромко, Святослав вновь покорно застыл, прильнув к подлокотнику ее кресла. Строптивый княжич был на диво послушен матери, на отца же поглядывал с интересом. Сейчас, почувствовав на себе взгляд князя, улыбнулся застенчиво и ласково. В другое время Игоря порадовала бы улыбка сына, но сейчас он будто и не заметил ее.