— Не сейчас.

Мы вышли на другую длинную галерею, где возле массивных дверей стояло с полдюжины гвардейцев, вооруженных пиками. При нашем приближении они распахнули двери. Дадли равнодушно прошел мимо. Я бежала за сэром Робертом, будто гончая, стремясь держаться у ноги хозяина. Наконец мы достигли дверей, где стояли люди в ливреях с гербом Дадли. Они поклонились и распахнули двери. Мы вошли.

Это был большой внутренний зал с таким же большим камином. Возле огня, спиной к нам, сидел человек.

— Отец, — произнес Роберт, опускаясь на одно колено.

Его отец обернулся и двумя пальцами равнодушно благословил сына. Я тоже опустилась на одно колено. Потом Роберт Дадли поднялся, а я так и осталась в этой позе.

— И как сегодня король?

— Хуже, — признался Роберт Дадли. — Был сильный приступ кашля. Из горла шла черная желчь. Он едва дышал. Отец, он долго не протянет.

— А что это за девочка?

— Дочь книготорговца. Говорит, что ей двенадцать, но, по-моему, ей больше. Одевается по-мальчишески, но, если присмотреться, понятно, что это девчонка. Джон Ди назвал ее ясновидящей. Как ты и велел, я показал ее королю, сказал, что она — блаженная, и попросил для нее место королевской шутихи. Она сказала Эдуарду, что видит небесные врата, раскрытые перед ним. Ему это понравилось. Он готов сделать ее своей шутихой.

— Хорошо, — сказал герцог. — Ты рассказал ей о ее обязанностях?

— Не успел. Я сразу повел ее сюда.

— Встань… блаженная.

Я встала и впервые увидела отца Роберта Дадли — герцога Нортумберлендского, считавшегося самым могущественным человеком в королевстве. Вытянутое, скуластое, «лошадиное» лицо, темные глаза, лысеющая голова, наполовину прикрытая беретом из дорогого бархата. К берету была приколота серебряная брошь с гербом Дадли — медведем, обнимающим обрубок дерева. Герцог носил бородку-эспаньолку и усы, закрученные над полным ртом. Я заглянула ему в глаза и… ничего не увидела. Он умел скрывать свои мысли, и мысли сами помогали ему в этом.

— И что же ты видишь во мне своими большущими черными глазами, девочка-мальчик? Рассказывай, блаженная, — велел он.

— Ангелов у вас за спиной я не вижу, — выпалила я, за что была награждена улыбкой изумленного герцога и смешком его сына.

— Превосходно, — сказал Джон Дадли. — Искусно сыграно.

Он повернулся ко мне.

— Скажи-ка, блаженная, а как тебя звать?

— Ханна Грин, мой господин.

— Теперь послушай меня, шутиха Ханна. За тебя просили перед королем, и он согласился взять тебя в свои шутихи, сообразно нашим законам и традициям. Ты понимаешь, что это такое?

Я покачала головой.

— Ты становишься его собственностью. Кем-то вроде живой игрушки, но с редким правом быть самой собой. Это даже не право, а твоя обязанность. Говори все, что взбредет тебе в голову. Делай что пожелаешь. Это будет развлекать короля и нас заодно. А кроме того, это облегчит задачу, порученную нам Богом, — делать то, что угодно королю. Ты по пути сюда видела придворных?

Я кивнула.

— Как они тебе?

— Такие… красиво одетые. Особенно женщины, — промямлила я.

— Да, они мастерски умеют пускать пыль в глаза. На самом деле короля окружает двор, состоящий из лжецов. А его величество, в силу своего юного возраста, не всегда умеет отличить правду от красиво поданной лжи. Вот ты и будешь той единственной, кто говорит королю правду. Невинной душой в этом грешном мире. Понимаешь?