В духе антирелигиозных кампаний 20-х годов в спектакле было представлено крещение Руси. По тексту либретто, написанного Д. Бедным, князь только что крестил Русь. В отечественной истории это было несомненным шагом вперёд в сравнении с язычеством. В спектакле же, согласно устоявшимся вульгарно-атеистическим канонам, событие подавалось в издевательском духе, как якобы произошедшее исключительно „по пьяному делу“. Князь „винища греческого вылакал, спьяну смуту в народе сделал“, только и всего. Что касается самой религии, то „старая вера пьяная была, а новая и того пуще“.
Спектакль был поспешно представлен отдельными театральными критиками как „восхитительная вещь“ и даже как некая „русификация“ Камерного театра, проведённая „с большой сдержанностью и вкусом“…
Казалось, что постановку с использованием музыки великого русского композитора А.П. Бородина ожидал большой успех, однако реакция на „Богатырей“ оказалась совершенно иной. На премьере спектакля был председатель СНК В.М. Молотов. Посмотрев один акт, он демонстративно встал и ушёл. Режиссёру передали его возмущённую оценку: „Безобразие! Богатыри ведь были замечательные люди!“
Пьеса Д. Бедного никак не соответствовала изменившемуся отношению к истории, и она была незамедлительно осуждена специальным постановлением Политбюро ЦК от 14 ноября 1936 года. В нём отмечалось, что опера-фарс „а) является попыткой возвеличивания разбойников Киевской Руси, как положительный революционный элемент, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции; б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа; в) даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры“.
В результате пьеса была запрещена и снята с репертуара как чуждая советскому искусству. Главе Комитета по делам искусств при СНК СССР П.М. Керженцеву было предложено написать статью для „Правды“ в духе принятого решения. Уже на следующий день статья была опубликована. Спектакль был подвергнут в ней подлинному разгрому. Официальная реакция на постановку, усиленная многочисленными собраниями творческой интеллигенции, воочию демонстрировала серьёзность намерений власти отбросить негодные традиции в изображении „замечательной“ истории русского народа… По словам П. Керженцева, и автор пьесы, и Камерный театр во главе с Таировым своей новой постановкой „радовали“ не народы СССР, а „только наших врагов“, поскольку героика русского народа, богатырский эпос дороги большевикам, как дороги „все лучшие героические черты народов нашей страны“…
Критика русофобии в работах Н.И. Бухарина, Д. Бедного и других явно направлялась из высших кремлёвских сфер. Однако она отнюдь не говорила о переходе Сталина и всего его окружения на националистические русофильские позиции. Интернационализм — доктрина, предполагающая, в конечном счёте, преодоление национальных различий, иначе говоря, доктрина национал-нигилистическая, нациофобская по своей природе. Русская нация в силу своей многочисленности и устойчивости могла вызывать у интернационалистов наибольшие опасения насчёт осуществимости их замыслов. Освободиться от русофобии большевики-интернационалисты так просто не могли. Вопреки доктрине им приходилось маскировать свой генетический порок, постепенно выходить на путь уступок русским национальным чувствам, использовать русский национализм для достижения тактических целей, в частности для того, чтобы умерять чрезмерные притязания националистов иных национальностей…»