– Монитор совсем маленький, – пробормотал Сомов, внимательно разглядывая крошечный планшет, вмоноличенный в низкую тумбу. Никакого стула рядом, тут работать не придётся, набрал да и погнали.

– Впечатляет? – спросил Серёга.

– До костей! – подтвердил я, присаживаясь. – Ну, здравствуй, дорогая. Ты уж нас не подведи под монастырь, отвези бережно и по адресу.

Мишка тоже присел рядом. Не сговариваясь, протянули руки к панели и тут же отдёрнули, смущённо переглянувшись – вот лажа, опытные сталкеры, а готовы сунуть пальчик в розетку, как дети несмышлёные! Сбоку прозвучали короткие смешки и снисходительный голос Сотникова:

– Трогайте, трогайте, не бойтесь! Пока код не введёте, никто никуда не поедет.

Мы положили руки на панель, твёрдая поверхность чуть вздрогнула в отклике, и в этот момент мне показалось, что круг еле заметно замерцал зовущим зелёным светом.

Путь открыт, пора ехать. Лиха беда начало, глядишь, Смотрящие ещё не раз дадут смотаться… Если сами захотим лезть в гипотетическое пекло. Разведывать надо. Три дня подготовки, не больше, – и вперёд.

На Большое Сталкерское Дело.

Кратковременное отключение сознания всё же было.

Даже не отключение, а резкий бросок в темноту, провал на один миг, антивспышка. Настолько короткая, что мышцы напряжённые ног не успели обрадоваться вольнице – колени не подогнулись. Не подогнулись, но задрожали. А ведь ждали этого, настраивались! В глазах от центра к периферии быстро расходилась чуть зернистая серая муть. Моргнул раз, другой – чисто, вижу.

– Норма внутря, – произнёс рядом хриплый голос.

– Ага, – ответил я, доставая счётчик Гейгера. – Таймеры.

Живы. Стоим. Приехали. Наручные часы по команде начали обратный отсчёт.

Тихо. Прохладно. Влажно. Свет есть, но его мало. Мы замерли на чёрном круге панели переноса, словно две статуи. Нагруженные и напряжённые. И неподвижные, таков был уговор, торопиться не надо – все сенсоры организма работают, как бешеные, собирая первые данные для настройки внутренней системы жизнеобеспечения.

Так, ребята, это не сарай, это дом.

Заброшенный дом с разобранной внутрянкой. Не жилой, похоже, здесь размещалось заведение или учреждение. На стенах – остатки паскудного вида современной облицовки, под которой проглядывает куда как более старая фактура кладки стен. Строение, скорее всего, двухэтажное – половины перекрытий нет. Может, дом и повыше будет, с этой точки не понять. Печь целая, да не печь, а огромный камин, правда, позже перестроенный, осовремененный. Небольшое здание в плане представляет собой крест. Два входа. Обкаркасили помещение не так уж и давно.

– Россия, – констатировал Гоблин.

Не факт. Хотя чуйка говорит то же самое. Я не архитектор и не ценитель старины, далеко не краевед и не музейный работник, откуда мне знать особые примеры родного кирпичного зодчества? И всё равно отчего-то сразу чувствуешь родное.

Запах сыроватый, чуть затхлый, не больше. Так пахнет плесень в старых подвалах. Гнили не чувствую, трупного смрада тоже. При разложении живой плоти происходит выделение гнилостных газов, в состав которых входят меркаптан, метан, аммиак и углекислый газ. Специфический запах разложения объясняется присутствием именно меркаптана.